– Мне Рагнер рассказал о том, что ты вытворял.
Лорко смутился, думая, что она имеет в виду его стычку с герцогом в зале собраний.
– Я так смеялась, – продолжала Маргарита. – Особенно про розыгрыш Эорика в бане с плащом-невидимкой. Ты – это нечто!
Лорко смутился еще сильнее.
– А еще он рассказал, какой ты храбрый. Он говорит, что ты мог бы меньше набить шишек, если бы… только не обижайся, прошу… если бы больше слушал, а не болтал всё время. Зато он еще называет тебя самым везучим человеком из всех, кого знает.
– Да, есть такое, – пробормотал парень, поглядел на нее исподлобья и по-доброму улыбнулся – шутовское лицо преобразилось и стало обаятельным. – Я пайду, болтайте… Амадюля, – Лорко прощально махнул рукой священнику и исчез за дверью.
– Амадюля? – удивилась Маргарита, садясь на стул перед кроватью праведника.
Брат Амадей спустя двенадцать дней лечения выглядел вполне здоровым, непривычно румяным и необычайно чернобородым; волосы на голове тоже заметно выросли и падали ему уже до середины груди.
– Мы подружились, сестра, – ответил брат Амадей. – Ему стало не с кем общаться, как и мне.
– Простите, пожалуйста, что не навещала вас, – виноватым голосом проговорила Маргарита. – Просто…
Праведник тепло усмехнулся ее розовеющим щекам.
– Я не в упрек, сестра. Я вовсе ничего такого не имел в виду.
– Я так счастлива, брат Амадей, – нежно улыбалась девушка. – Так счастлива… Не надо ничего говорить о том, что я опять поспешила… Я знаю… Но после того, что со мной сделал сын Совиннака, я не думала, что когда-нибудь смогу быть прежней. А сейчас я даже лучше, чем была, – звонко рассмеялась она.
– Я рад, – сказал брат Амадей. – Я должен был бы осуждать твой новый и уже осознанный грех, но, зная причины, не буду упрекать тебя, сестра, не бойся: всё же ты не замужем и не нарушаешь священных клятв…
Они немного помолчали.
– Как вы, брат Амадей? Выглядите вы очень хорошо!
– Да? Это так? – потрогал свою бородку пальцами священник. – Я хоть на себя еще похож?
– Не очень. Вы даже пополнели. Я могла бы вас не узнать. Так как вы?
– Хорошо, очень хорошо. Рана почти затянулась… Я уже пробую ходить на своих искалеченных ногах. Недолго пока, но с каждым днем всё больше. Скоро гулять буду… С палочкой, как старик! Да я и есть старик для тебя, да, сестра? Мне уже тридцать девять. Вот уже три года, как часы жизни пошли в обратную сторону, и я начал стареть.
– Вы вовсе не старый, – помотала головой девушка. – И, прости меня, Боже, очень красивый! – засмущавшись, встала она, а праведник шире улыбнулся. – Я зашла на минуту: с Айадой гулять надо, – показала она на собаку, сидевшую подле стула. – А то она терпит. Я к вам чуть позднее еще зайду… Зайти сегодня?
– Да, приходи обязательно. Как я понимаю, ты не желаешь притворяться женой Совиннака. Надо всё хорошо обсудить.
Маргарита кивнула и вышла с Айадой из комнатки. В коридоре она улыбнулась Лорко и хотела удалиться, но он ее остановил:
– Погоди, – попросил он. – Я сказать хочу… Ента я цурьезна сказжу, не смейся, – вздохнул рыжеватый парень, раскрашенный зеленым вокруг глаз и невольно вызывавший улыбку. – Праасти меня, – тихо произнес он. – За вся. Ну за то, дча трогал тябя… И за то, дча глядел… за то, дча гаварил… Я и перяд всёми на калени вцтану и повинюся – ты не сомненивайся. Амадей гаварит, дча и кароли вцтают на калени пяред дамами, оттага ча ръыцари. Ну коль уж дажа кароли, то и мяне не зазорное… Но малость позжа, а то герцог решит, дча я цдался – не вынес пуштяку… Он меня уважать перецтанет… А биться в бою я всё равное пойду. Сбёгу, огрябу, но пойду. А посля и повинюся за та, дча балтал про тябя, – слегка улыбнулся он. – Я и правда… чуцтва к тябе мел. Со мною так всёгда, – шутовской рот снова расплылся, а в зелено-карих глазах появились искры. – Кады я любляюсь, то делаюсь дурным… Вот и вся, дча я хотил сказать… Ну ащя то, дча я сам втащу каму угодно, коль дча пра тябя услыхаю. Амадей мяне сказал, какавая ты… цветлая и добрая. Ча он видал, как ты вся цветом сиаашь! И уж не обижайся, набила бы меньшею шизшек, – рассмеялся он, – коли бы слухала разуму, а не сердцу. Зато как раз патаму ты и добрая. Он гаварит, дча ты удвитяльна – пережидь стока бедов и не одчёрстветь, не созлобиться… Коль краткое, ты – как горшочак золоту, да ащя эка дика краса! И тябя незя не люблять – ента ужа я сам так сдчатаю.
– Спасибо… – растроганно прошептала Маргарита, понимая, что еще немного и заплачет, но теперь уже от радости. – Спасибо за добрые слова… Я пойду, а то бедная Айада уж едва терпит.
Она стала уходить, когда Лорко ее перегнал и пошел спиной вперед.