________________
Люди не знали имени Божьего Сына, ибо оно было священным и ему надлежало оставаться в тайне. По иной причине имена минувших культур стерли из Истории: древние предки меридейцев подвели мир к гибели, осквернили себя и обрекли весь род людской ужасаться Конца Света, – за это и были наказаны забвением. Разницу между тайной и забвением меридианцы различали хорошо: всё таинственное следовало изучать и пытаться обратить в знание; скверну – изгнать и навечно похоронить. Божий Сын, когда посчитал бы людей достойными, обязательно открыл бы человечеству свое имя, чтобы общаться с людьми на равных. Пока же меридианцы оставались во власти грехов и лжи. Четвертый Божий Сын так записал в Святой Книге: «Из неисчислимых путей человек всегда изберет самый губительный, даже если будет жаждать иного, ведь сам себе лукавить любит – более чем кому-то прочему. Ежели внезапное бедствие человека постигает, будто в дом его вихрь вторгся и все стены порушил, не рыдать по тленным предметам мудрец будет, а радоваться – Создатель над ним сжалился. Примет длань Божию мудрец без противления и позволит вывести себя, малоумного, на дорогу верную».
Именно эти строки вспоминала Маргарита, пока обдумывала вчерашнее предложение Рагнера Раннора. Утром ее каменная решительность дрогнула трещинами сомнений. Не зная, как поступить, она просила Бога дать ей знак, молила вывести ее на верный путь, но знака от Создателя она не получила, надежд на его вмешательство у невезучей девушки тоже было немного, – пришлось выбирать «путь» самой.
«Прескверный день окончается не яблоком, а конфетою», – вспомнила она пословицу дядюшки, поверила, что ее страшный позор обратится в столь же огромную радость, и в итоге решилась. Пока же, покрыв голову платком, Маргарита спустилась в обеденную залу на первый завтрак. Аргус издали заметил ее, заулыбался своими полными губами, стал ожидать, что она подойдет и сядет рядом с ним за стол. Томные глаза проследили ее путь от дверей и до буфетного стола. Получив от Герраты лепешку, кусок холодной свинины и отвар из сухих яблок, Маргарита направилась к середине стола.
– Здравствуйте, Эорик, – обратилась она к мужчине с перебитой переносицей. – Можно мне сесть рядом с вами?
Она даже договорить не успела – Эорик и Сиурт раздвинулись. Одержав маленькую обеду, Маргарита немного повеселела. Аргус больше не улыбался. Он хмуро смотрел на нее с минуту, потом отвернулся и обнял Эмильну. Жестокое и красивое лицо черноволосой сиренгки говорило Маргарите: «Вот и сиди там да не возвращайся, а то худо будет».
После завтрака Маргарита поднялась на третий этаж, сняла в комнатке платок и стала думать: расплетать ли косу. Лодэтский Дьявол ничего не сказал о том, насколько сильно он желал ее унизить. Решив, что распустить волосы, она всегда успеет, Маргарита поглядела на себя в зеркальце. Стекло отображало хмурую блондинку, красивую, хоть и с пятнами у глаза. На нижней губе, будто нагло усевшаяся муха, темнела выпуклая короста.
Спускаясь вниз с боем колоколов, она еще со второго этажа увидела, что ее ждали герцог Раннор, Аргус и рыжий великан со шрамами, Ольвор. Все трое мужчин так уставились на изрядно похорошевшую без монашеского платка девушку, что она смутилась и зачем-то прикрыла руками грудь.
– С косой можно? – спросила Маргарита, чувствуя, что ее щеки начинают гореть.
– Пойдет, – к ее облегчению ответил Рагнер.
Он протянул ей чей-то изумрудно-зеленый плащ с оторочкой из куницы и золочеными застежками – дорогой и броский наряд, дозволительный только аристократке, – наряд, из-за какого на пленницу обязательно обратят внимание горожане. Роскошная накидка еще больше украсила Маргариту, даже синяки под правым глазом и ссадина на губе стали меньше бросаться в глаза. Пока она надевала плащ, Аргус смотрел на нее с неясным выражением на лице. Рагнер Раннор, казалось, мало интересовался пленницей – он о чем-то тихо говорил с Ольвором и не поворачивался в ее сторону.
«Только бы не пришлось ехать с Аргусом, – думала Маргарита, пока они выходили во внутренний дворик. – Даже пусть с герцогом, только не с ним. Нет, нет, нет! С ним тоже нет! Грязные стишки бродяги, конечно, чепуха и неправда, но чем дальше я буду от лодэтского чудовища, тем спокойнее. Лучше всего… пусть мне лошадь дадут, и я одна поеду. Пожалуйста, Боженька!»
Во внутреннем дворе, у конюшни, их ожидали десять всадников и три лошади – все три с мужским седлом. Аргус взял девушку за плечо.
– Пъойдём цо мной, – сказал он ненавистную Маргарите фразу.
Она вырвала руку и со злобой поглядела на него – Аргус посмеивался. Его томные глаза будто ласково говорили: «Дуреха».