Он замер, будто решил отдохнуть. По телу девушки от промежности и по ногам разливалось парализующее тепло. Он и она тяжело дышали, но оба еще не достигли удовлетворения. Маргарита открыла глаза и встретилась с его горячим взглядом, от какого у нее свело низ живота. Глядя ей в глаза. Рагнер сделал одно сильное, резкое движение в ней навстречу, и как ночью она содрогнулась всем телом, задергалась, издавая стон, вторивший его низкому стону, и схватила его за спину; Рагнер, замирая и расслабляясь, упал на Маргариту – обнимая ее, он зарылся лицом в ее волосы, и она ощутила его дыхание на своей шее. Вскоре, не приподнимаясь, Рагнер нащупал одну из девичьих грудей и собрал ее в своей ладони. Маргарита всё еще не чувствовала пальцы на ногах. Не открывая глаз, она трогала его спину и рубцы меридианского креста.
– Как тебе мой подарок? – тихо спросил ее Рагнер.
– Подарок? – удивилась девушка.
– С мужьями ты до конца любовного удовольствия не доходила ни разу – это я еще вчера понял. Так что скажешь? – поднял он голову и посмотрел на Маргариту. Его лицо в тени упавших волос оказалось непривычно добрым. Глаза напоминали карамель, теплую и тягуче-сладкую.
– Не знаю, что сказать, – смутилась Маргарита. – Что это было? Колдовство?
Сверкая серебром зубов, Рагнер от души рассмеялся. Не покидая ее тела, он приподнял девушку и, обнимая ее, перебрался к подушкам в изголовье кровати.
– Дьявольское колдовство, ты хочешь сказать? – широко улыбался Рагнер, поворачивая их обоих на бок. – Этому, как ты говоришь, колдовству меня Соолма научила. Я был ее первым и единственным, не подумай, – уточнил он. – Просто она не считает, что любить свою плоть – это ее осквернять.
Упоминание о Соолме было некстати – Маргарита, как наяву, увидела ее острые, словно кинжалы, черные зрачки.
– Не бойся Соолму, – понял ее страхи Рагнер. – Она ничего тебе не сделает. Соолма мне близка и родна, но связь у меня с ней скорее как с подругой… Она мне что-то вроде матери или сестры, с которой можно лечь… Я люблю ее не как любимую, и она это прекрасно знает. У меня, кроме тебя, и другие дамы были, и она слова им не сказала. Так что – не бойся.
«Мать или сестра, с которой можно лечь…» – покоробило девушку.
Рагнер нежно погладил волосы и щеку Маргариты, еще раз поцеловал ее в губы и откатился на спину.
– Так бы в тебе и жил, – вздыхая, произнес он. – Но надо прогуляться с Айадой, а то она разобидится.
Его глаза заблестели, и он повернул голову к Маргарите.
– Хочешь, покажу тебе что-то смешное? – спросил Рагнер. – Только тихо, – приложил он палец к губам. – Смотри, – прошептал он, приподнялся на кровати и немного раздвинул балдахин, показывая черный собачий нос: Айада с умилительной мордой, навострив уши так, что они даже выгнулись друг к другу, сидела прямо перед красной завесой, готовая в любой момент излить на хозяина всю свою любовь. Узнав Рагнера, она тут же бросилась на него сквозь штору – и он, не давая собаке запрыгнуть на кровать, едва успел ее перехватить.
– Ну как тебе это? – спросил Рагнер, широко улыбаясь и наглаживая собачью морду. Айада млела от удовольствия: раскрыла пасть, высунула язык и показывала огромные зубищи.
– Давно она там? – ужаснулась Маргарита.
– Нет, подошла, когда мы закончили. Тихо подкралась, да? – нежно говорил Рагнер собаке, пока трепал ее за ушами. Потом он перешел на лодэтский, и Айада отошла в угол к внушительной миске, из какой принялась шумно лакать воду, а Рагнер покинул постель и стал одеваться.
– Это очень умная собака, – говорил он Маргарите. – И преданная. Это даже не собака… Это дертаянский волк. В неволе едва размножаются, потому что суки принимают своего хозяина за вожака и… мужа, что ли… – улыбнулся Рагнер. – И хранят ему верность, других женихов к себе не подпускают… А кобели не уживаются с человеком – рано или поздно захотят оспорить право быть главным. Вот поэтому эти собаки так редки… Айаду я взял уже двухгодовалой, когда воевал за Лаарснорсдажд. Три года уже прошло или даже больше с тех пор… Айаде уже шестой год пошел… Значит, уже четвертый год, как она со мной. Такие собаки – гордость горной Дертаи. Щенки стоят груды золота. Когда погиб ее первый хозяин, тоже рыцарь, ее многие хотели взять себе, но никто не мог ее приручить. Она тосковала и тихо умирала, а когда к ней приближались, рычала. Я не знаю как, но мне удалось. Я просто стал с ней разговаривать… беседовать без слов: посылать ей мысли – она стала их принимать, а потом и я стал ее чувствовать… Это не так, как что-то четкое и явное. Просто я знаю: рядом она или нет, спит или притворяется, чтобы мне не мешать. Ну и прочее…