– Добрый вечер, Ваша Светлость, – сказала она, впуская Рагнера, который сразу же нахмурился, увидев ее заплаканные глаза.
– Добрый… – буркнул он.
Рагнер прошел в комнатку и встал в ее центре.
– Рад вас видеть, брат Рагнер, – ласково произнес брат Амадей.
– Не начинай свои святошные уловки, – предупредил его Рагнер. – Был у меня брат, и я его ненавидел. Не доводи меня, монах.
– Как же мне называть вас?
– «Ваша Светлость» меня устроит.
– Очень вам подходит, – без намека на иронию произнес брат Амадей, но это прозвучало как издевка. – Такому светлому и доброму человеку – очень подходит.
Рагнер, справляясь с клокочущим в нем гневом, закрыл глаза.
– Сестра Маргарита, – позвал девушку брат Амадей, – могла бы ты поднять мне подушку за спиной. Его Светлость пришли поговорить со мной о чем-то важном.
Рагнер удивился догадливости праведника. Пока Маргарита поправляла подушку, а брат Амадей осторожно подтягивался на руках, он увидел, как золотистая коса заскользила по груди священника и тот ненадолго изменил своему чистому, исполненному вселенской любви взгляду: занервничал – стал походить на обычного человека. Рагнер прищурил глаза и скривил рот.
– Прошу, оставь нас одних теперь, сестра, – с прежним ласковым лицом обратился брат Амадей к Маргарите.
– Ты тут, что ли, теперь распоряжаться будешь?! – рявкнул Рагнер и прервал ответ праведника: – Молчи лучше. Мое терпение на исходе. Не был бы ты таким слабым, я бы сам тебя зарезал, и по хрен мне… Надо было, всё же, задушить тебя тогда на скамье, – тихо проворчал он себе под нос.
Маргарита не знала, что ей делать: она страшилась за брата Амадея – и надо было бы остаться, но также она хотела уйти как можно дальше от Рагнера. Тот, замечая, что девушка медлит, мрачно сказал:
– Иди, скоро уж обед.
Опасливо озираясь, Маргарита вышла из комнатки, а Рагнер сел на стул перед кроватью праведника, сложил руки на груди, вытянул ноги и скрестил их в лодыжках.
– Слушай меня, монах, – жестко сказал он. – Отвечаешь на мои вопросы – ничего более! Никаких больше не относящихся к делу песнопений. Зови меня «герцог Раннор». И я даже прошу тебя, монах, следи за тем, что говоришь. Я из последних сил держусь, чтобы в окно тебя не вышвырнуть!
Брат Амадей кивнул.
– Можем говорить на языке вашего края, – предложил праведник на лодэтском.
Рагнер впечатлено взмахнул бровями и продолжил говорить по-лодэтски:
– Я хочу знать, что ты думаешь о бывшем градоначальнике Совиннаке. Можно ли ему доверять?
– Я бы мог ответить на ваш вопрос, но не буду. Иначе, если помогу вам, то обреку Лиисем на завоевание. В таких случаях, когда я не знаю, как поступить, то доверяюсь Богу и ожидаю. И вам того же советую. Доверьтесь Богу, герцог Раннор.
– Я тут и так слишком долго жду! Моих людей надобно чем-то занимать, а то они твой город разнесут со скуки. Раньше Лиисем завоюем – раньше уйдем, так что… Я тебе жизнь, вообще-то, спас, хотя по уму должен бы был оставить твою рясу на той скамье и идти своей дорогою.
– Не стоит думать, что я вам неблагодарен. Я восхищен вашим поступком, герцог Раннор. Но вы лишь орудие Бога, орудие, действующее по его указанию.
Рагнер закрыл глаза и скривил лицо, словно у него внезапно заболела голова.
– Вы можете меня пытать, – предложил брат Амадей, и Рагнер от удивления открыл глаза. – Я знаю ответ на ваш вопрос и точно всё расскажу под пытками.
– Ты умалишенный? Я ведь могу… Не боишься? Твои братья сатурномеры из всех храмов поснимали да попрятались. А ты что? Один такой бесстрашный? Или, может, просто дурак?
– Я тоже боюсь… Но на все Божья воля. А уж Бог рассудит: плените ли вы герцога Лиисемского или нет.
Рагнер немного помолчал, вколол свой ледяной взгляд в праведника, но, встретившись с его ласковыми очами, вскоре отвел глаза к стене.
– А про нее что скажешь? – хмуро спросил он. – Про Маргариту… Придет за ней супруг? Одиннадцать дней уж почти прошло…
Брат Амадей подумал и произнес:
– На все воля Божия.
Рагнер шумно вобрал грудью воздух и столь же шумно выдохнул его.
– Ты мне надоел! Божья воля, воля Божия… Уж не этой ли, своей волей Божией, ты ее, Маргариту, до слез тут довел?
– Именно ей, – охотно подтвердил брат Амадей.
Рагнер невесело, но искренне расхохотался.
– Сам от тебя чуть не плачу, – еще посмеиваясь, помотал он головой. – Воля Божия…
Рагнер раскрылся: расставил ноги и, наклонившись, опустил на них руки.
– Я видел, как ты смотрел на нее, – прищуриваясь, сказал он. – Недавно, когда она тебе подушку поправляла. Что скажешь, монах?