Пленницу вытолкнули в темный коридор и закрыли дверь. Белесая, уродливая ночная сорочка, что подошла бы размерами и Хельхе, в своих пышных складках надежно схоронила тело Маргариты от посторонних глаз, но она, несчастная, чувствовала себя абсолютно нагой – сжалась, испуганно озираясь и стыдливо прикрывая себя руками. Коридор был безлюден и тих, как склеп. Маргарита выдохнула, уронила лицо в руки и беззвучно заплакала от несправедливости, обиды и жалости к себе. Она и не думала прятаться у брата Амадея: дозорные на втором этаже увидели бы ее не только с непокрытой головой, но и расхаживающей после отбоя в белье, явившейся ночью к мужчине, пусть даже к священнику. Меньше всего ей был нужен новый позор или лишний повод для домогательств.
Тихонько, чтобы никого не разбудить, она прокралась в конец коридора и влезла в узкую оконную нишу, на самую высокую из ступеней. Ни стекла, ни ставень оконце не имело, но Маргарите показалось, что на улице не так уж и холодно. Решив, что распущенными волосами здесь никого не удивить и лучше утаить в темноте белесое белье, она не стала плести косу, завесилась волосами и укутала ступни ног подолом сорочки.
«Одна надежда, что Ортлиб меня скоро заберет из этого бесконечного кошмара, – думала пленница, роняя слезы в колени. – Не знаю, простит ли он меня, но я хоть не буду более бояться насилия и Гюса Аразака. Сама удалюсь в монастырь, в конце концов, если он захочет со мной разойтись. А если он завтра не появится? Что мне тогда делать? Аргуса надо будет сторониться, Хельха откажется стеречь мыльню, пока я моюсь, Геррата меня кормить не станет… Рагнеру Раннору жаловаться? Да ни за что! Он только унижает меня, как сегодня перед дядей Жолем. Если я его о чем-нибудь еще попрошу, он наверняка попользуется мной в той красной кровати. "Сам я от нее всё получил, что желал. Еще пару раз, быть может…" Лодэтское чудовище! Снова осрамил меня… С другой стороны, он спас брата Амадея и подверг себя такой опасности – отважный поступок, какие бы цели он не преследовал: подверг себя опасности лишения высоких прав, жизни и чести ради женщины, ради меня… Я теперь даже не знаю, что думать… Нет! Если он узнает, что меня из-за повара выставили, он будет насмешничать. Без него управлюсь… Ортлиб наверняка уже завтра придет… А если только к концу срока, через целых три дняяя? Боже, сжалься же надо мною! Я более не могу! Наверняка сейчас час Веры, и мне надо бы тебя поблагодарить, но я как никогда близка к Унынию… Яви же и для меня чудо, молю: я не знаю, как для меня будет лучше, не прошу ничего явного и доверяюсь тебе, – умоляю, сделай так, чтобы всё у меня переменилось к лучшему…»
Стряхивая ресницами слезы, она смотрела на город. Из этого оконца были видны угол дома Себесро и фасад суконной палаты. Непонятно, куда пропал Гиор и где войско Лиисема, что почему-то не освобождает Элладанн. Улица Каштанов не проглядывалась, но она находилась в том же направлении. Ужасные воспоминание о произошедшем в доме из желтого кирпича вызвали новый поток ее горьких слез. Отвернувшись от окна, Маргарита закрыла глаза и, как с ней случалось уже не раз, от переживаний она быстро и крепко уснула.
________________
Реальность вернулась внезапно, с колотящимся сердцем. Чьи-то руки снова зажимали ей рот. Маргарита почувствовала сильный запах крепкой выпивки и перепугалась. Решив, что лучше умереть, она дернулась в сторону окна, но дышащее куренным вином мужское тело навалилось и вжало ее плечи в стену.
– Да тихо ты… – услышала она негромкий голос Рагнера. – Не ори, а то всех тут разбудишь. Еще и из окна вот-вот свалишься…
Маргарита замолчала, и Рагнер убрал от нее руки, но поставил их по двум сторонам оконной ниши, нависнув над еще испуганной девушкой. Он широко улыбался, мерцая в синеватой полутьме серебряными зубами, – с интересом смотрел на ее большую, уродливую сорочку и на растекшийся по ней прекрасный водопад волос. Маргарита, в свою очередь, тяжело дышала и таращилась на него изумленными глазищами, неосознанно подмечая, что на плечи герцога наброшен уличный плащ.
– Всё, пришла в себя? – спросил Рагнер. – И что это такое? – окинул он ее глазами сверху вниз и обратно. – Ты что здесь делаешь? Да еще в таком виде?
Маргарита не сразу ответила и сначала глянула в окно: еще была ночь.
– Другие девушки меня выгнали, – тихо сказала она, зная, что он будет смеяться, и оказалась права: Рагнер беззвучно захохотал – от него снова нестерпимо пахнуло белым вином, и Маргарита отвернулась к окну.