Рагнер, напротив, нисколько не стеснялся «гостьи»: открыв балдахин кровати, Маргарита увидела его голый торс. Он стоял у окна, вполоборота к ней, в одних узких, черных штанах и с мокрыми волосами; он отхлебывал из пивной глиняной кружки и смотрел на площадь. Его лицо заострилось, и проступили мелкие морщины под глазами; сами глаза выглядели больными. Еще в утреннем свете Маргарита разглядела тонкую седую прядь, огибающую необычное ухо Рагнера Раннора.
– Доброе утро, – сказала Маргарита, по-прежнему не зная, что ей делать.
– Доброе… – хмуро перевел взгляд Рагнер с золотистой косы на сверток в руке девушки. – А чего опять без платка? Я к нему привык…
– Хочу сначала расчесать волосы… – нашлась она. – У вас есть гребень?
– Где-то есть, – в который раз за это утро вздохнул мужчина. – У тебя будет день: поищи тут.
– Жалеете, что вчера меня сюда принесли? – кусая губы, спросила она. – Я лучше вернусь на третий этаж.
– Ну это я вчера, конечно, дал маху, но… Будь уж лучше здесь – мне так спокойнее. Всё равно ненадолго. Может, уже сегодня твой супруг…
Раздался стук, хотя дверь не была заперта.
– О, Гёре! – обрадовался Рагнер. – Входи! – крикнул он.
Маргарита резко сорвалась с места и убежала в уборную, чтобы спрятаться от повара: она не хотела, чтобы ее тут наблюдал, да еще без платка на голове, человек с такой затейливой фантазией, как у Гёре.
Уборной оказалась великолепно обставленная, просторная, светлая комната с окном. Первым делом Маргарита подошла к полукруглому балдахину у стены и, отогнув красный занавес, обнаружила высокую купель, где-то на тунну воды, с приступкой внизу и столиком у края кадушки. Огромный угловой шкаф оказался местом для отправления нужды, а другой, меньший шкаф, предназначался для хранения, и был занят бельем, одеждой, а кроме того: пузырьками, книжицами и малюсенькими коробочками, но гребня там не наблюдалось. Имелся в комнате и ларь, и камин, и широкий умывальный стол, и даже бронзовый водолей на тридцать шесть ведер со свиноподобной, зубастой головой кита-убийцы. Оглядываясь, Маргарита поняла, что покои с развратной, красной кроватью, скорее всего, предназначались для женщины, особенной дамы для хозяина ратуши, – и сразу же возникло лицо Дианы Монаро.
«И для кого Ортлиб мог еще так стараться? – спрашивала она себя – Спальня с такой роскошной уборной, где камин для зимы и целых два стока для нечистот. Наверно, она здесь его ждала, пока он работал. А потом он приходил к ней в круглую купель или же в кровать с русалками – они должны были ему нравиться. Меня же он ни разу не позвал сюда, не захотел, чтобы я его здесь ждала… Это странно… И те шахматные мудрецы – очень странные. Неужели они Ортлиба? Я и правда совсем не знаю своего мужа… И о его отношениях с этой Дианой Монаро тоже ничего не знаю… Почему он на ней не женился, если любил? А если не любил, то почему продолжал с ней жить? Почему она сама не ушла, ведь она красива и образованна: могла бы найти себе достойного супруга в другом городе или стране. Между ними есть какая-то тайна… страшная… ужасная… Она не дает им ни любить друг друга, как раньше, ни расстаться. Может, даже не одна тайна… Или же я всё придумываю, – вздохнула Маргарита. – Ортлиб заботится о матери своего сына – и всё… Или нет. Странно и то, что мы переехали на улицу Каштанов, как дерево и плод месяца Дианы. Простое совпадение? Я ныне ни в чем не уверена…»
Когда Маргарита убрала себя и вернулась в спальню, то ее ожидал завтрак – всё то же самое, чем питались в обеденной зале по утрам: лепешка, яйцо и сыр. Рагнер, сидя за столом, уже допивал кружку пива и доедал свою лепешку. Айада чавкала в углу, у миски: с собакой и с пола Лодэтский Дьявол не трапезничал. Обрадованная тем, что этот слух оказался выдумкой, Маргарита села напротив мужчины за стол.
– Извини, невежливо, но я не стал тебя ждать: очень голоден был, – сказал Рагнер. Из-за пива его лицо немного смягчилось, сам он повеселел, а в глазах заиграло озорство. – Теперь буду смотреть, как ты кушаешь! Хочешь, сделаю твой завтрак вкуснее? – спросил он и когда получил согласие, то залез ножом в глиняный горшочек и намазал горчицу на лепешку.
Затем он очистил яйцо, порезал его сверху кружочками и добавил пластинки сыра. Согнув лепешку, Рагнер передал ее девушке. Та, поблагодарив, принялась за еду – герцог, как обещал, откинувшись на спинку стула, пил пиво и наблюдал за ней.
– Ну как? – улыбался Рагнер. – Вкусно?
Она закивала, пытаясь ничего не выронить из лепешки. То, что на нее смотрел Рагнер, ее не коробило: кушать под чужими взглядами она уже привыкла.