Открыв буфет, Рагнер обнаружил маринады дядюшки Жоля. С недоумением он взял стеклянную бутыль с широким горлом, запечатанным пробкой и сургучом, – там внутри, в зелено-желтой жиже, плавали яйца. В другом, уже початом горшке, под крышкой, в не менее загадочной субстанции лоснились оливки. Пахло уксусом, анисом и душистыми травами. Немножко помедлив, Рагнер достал кинжал, подцепил одну оливку и несмело ее надкусил.
– Это надо будет взять с собой, – прожевав, проговорил он.
Повторно изучив бутыль с яйцами, он в итоге захватил и ее вместе с горшком, оставив маринады в гостиной.
Далее Рагнер заглянул в две маленькие спальни на первом этаже. В одной из них он задержался. Комната поразила его своей безликостью. Здесь не находилось занятностей, книг или хоть одной вещи, которая рассказала бы, как ее обитатель проводил досуг. В голову Рагнера настойчиво лезла картина, как хозяин этой комнаты лежит на кровати, смотрит в потолок и развлекает себя тем, что часами обдумывает свою месть – часами думает о Маргарите. На умывальном столике гребень и бритвенный нож пугающе ровно вытянулись параллельно друг другу. Оставшаяся в сундуке неброская одежда хорошо подходила для того, чтобы растворится в толпе. С хмурым лицом Рагнер вышел из этой спальни и пошел на второй этаж.
Еще с середины лестницы он увидел кочергу на балкончике, залитую кровью стену и след на полу, уходивший за закрытую дверь. Рагнер понял, что там и есть спальня, где всё произошло, но не спешил туда. Он заглянул в две другие комнаты второго этажа и удивился тому, что не нашел примятых постелей. В спальне Енриити, на прикроватном стуле, лежал белый, дешевый чепчик и лишь по нему Рагнер смог узнать, где сын палача держал прислужницу. Вздохнув, мужчина направился по кровавому следу в хозяйскую спальню.
Мертвецов уже убрали, но пятна ему поведали, что фонтан крови бил и здесь, только второй человек умер на месте. Еще Рагнер знал, что здесь же лежало тело прислужницы со сломанной шеей. С гадостным привкусом во рту он посмотрел на кровать и на ее голый тюфяк: покрывало, простыни и перина, словно мертвый тюлень, высились горбатой кучей у полуоткрытых дверей гардеробной.
«Выродок хотел, чтобы девушка и дальше страдала от унижений, – догадался Рагнер. – Отыгрался на неповинной. И не за мать вовсе мстил, а за себя, чертов незаконный сын. И придумал он это заранее – в своей безликой комнате».
Рагнер подошел к гардеробной, поднял постельное убранство с пола и бросил его на кровать. Под этой кучей оказались маленькие женские трусики, вернее, кусок полотна, похожий по форме на песочные часы, и одна вырванная завязка-лента. Неожиданную находку Рагнер тоже положил на кровать. Затем он открыл дверцы гардеробной и достал сумку из-за ларя. Кроме гребня и зеркальца Маргарита брала в убежище любимое тонкое белье, белый шелковый шарф-платок, чулки, пару носовых платков, зубную кисть и пузырек с ароматной водой. Качая головой, Рагнер взял наугад три женских платья и, решив, что лишним не будет, добавил еще стопку белья из сундука. Три учебника из ящика стола отправились в ту же сумку. В довершение всего он прихватил нарядные, остроносые сапожки-чулки из двух видов кожи и с бархатным голенищем.
Рагнер думал уходить, но что-то его держало, словно он что-то забыл или не сделал. Он огляделся и наткнулся взглядом на «песочные часы». Тащить в ратушу вещь со столь ядовитой историей он не хотел, забыть здесь, где «часы» мог трогать кто угодно и черт-те что с ними делать, он тоже не желал. Рагнер подошел к камину и потратил еще минут девять, чтобы с помощью кремня, кресала и трута развести огонь. Едва занялись горелые дрова, он бросил туда белье и обрывки платка, что держали руки Маргариты привязанными к изголовью кровати. Шелк неохотно тлел, обугливаясь и свертываясь так причудливо, что казалось: в камине самозарождался ворон. Даже пахло перьями. Рагнер не выдержал: принес кочергу и раздавил «ворона» в крошку, после затушил огонь. Чувство чего-то невыполненного ушло.