– Как он вам? – шепотом спросила Маргарита, показывая глазами на рыжеватого парня.
– О, он изумительный человек! – громко произнес брат Амадей. – Очень отзывчивый, делает всё, о чем я его не попрошу, и почивает на полу. Мне, право, неудобно…
– Ента мяне неудобна сплять на палу… – проворчал Лорко.
– Вы знакомы, сестра? – спросил брат Амадей.
Маргарита нахмурилась и кивнула.
– А ты, брат Лорко, помнишь ли сестру Маргариту?
– Забудеца её… – потрогал рыжеватый парень синий фингал под глазом.
– Мне кажется: вы в ссоре, – немного иронично произнес брат Амадей.
Лорко ничего не ответил, лишь подвигал шутовским ртом.
– Это не ссора, брат Амадей, – ответила Маргарита. – Я ему ничего не сделала, а он… Не хочу про это говорить, – помотала она головой. – Давайте о чем-нибудь другом.
– Тебе точно ничего не сделала сестра Маргарита, брат Лорко? – спросил праведник.
Лорко молчал.
– Значит… Похоже, брат Лорко влюблен в тебя, сестра, – улыбнулся священник. – Наверно, ты его отвергла.
Лорко резко спрыгнул с подоконника.
– Чаго, а?
– Брат Лорко, ты верно поступаешь, что отрицаешь и отходишь: сестра Маргарита замужем.
– Сцзамужам, но ц нашим герцогам можнае. Цупруг придёт чярез пару днёв. Немнага потёрпять цталося, – передразнил Маргариту Лорко. – Дча не могла пару днёв тярплять и не пад каго не лечь, а? Нэдолга ж цталася, да?
– Ты ничего не знаешь! – в гневе встала на ноги и Маргарита. – И тебе не понять! И, вообще, какое твое дело?!
Лорко хотел ответить, но посмотрел на зарычавшую Айаду, передумал и снова сел к окну.
– Я пойду, брат Амадей, – вдохнула Маргарита. – Соолма сказала, что собакой после завтрака снова надо выйти во двор. Хотите, вечером еще приду?
– Я всегда рад тебе, сестра. Приходи, как захочешь, а если не заглянешь, то я не останусь в обиде, – улыбался праведник. – Брат Лорко не позволит мне скучать: он очень добрый.
Лорко и Маргарита одновременно хмыкнули.
– Будь благоразумна, сестра Маргарита, – ласково добавил брат Амадей. – Прошу, помни, что не только мирские законы суровы, но и твоя душа будет расплачиваться муками за ошибки смертной плоти.
Маргарита с досадой посмотрела на «енота» и вместо ответа кивнула. Когда девушка ушла, брат Амадей сказал Лорко:
– Думаю, ты крайне несчастен в любви, брат Лорко.
– Енто я-та нещаснай, а?! – возмутился тот. – Да я цдесь первой!
– Но любимой рядом с тобою нет, – заметил брат Амадей.
– Ента я дак хатю! Яцная, да?
– Да, понятно, как скажешь, брат, – улыбался праведник.
Лорко с недовольным видом уставился в окно.
________________
От скуки Маргарита постирала платье и нательную сорочку. День выдался жарким, и до вечера одежда должна была высохнуть, поэтому она решила пока не обращаться к Соолме за ключом, тем более что другого платья у нее всё равно не было. Она опять облачилась в свою огромную ночную рубаху, а после стирки решила, что раз оказалась в таком убранстве, то сам Бог велел ей немного подремать. По науке своей тетки она густо намазала лицо сливками, нарочно оставленными после завтрака, и забралась в постель. За закрытым балдахином стало сумрачно, но сон не приходил. В голову полезли воспоминания о ночи с Рагнером, о том, как она забывалась с ним и как стонала в удовольствии. Отругав себя за блудные и преступные помыслы, Маргарита постаралась обратить грезы на супруга и его ласки, но почему-то вспоминалась последняя, торопливая близость на старом тюфяке и люди, осаждавшие ворота, требовавшие, чтобы их выпустили из ловушки, в какую превратился Элладанн.
«И эту западню для горожан придумал их же градоначальник, их защитник, – думала она. – И никто не догадался: бывший градоначальник как герой стал народным ополченцем. Он и будет героем: его ныне все будут любить, славить его имя. Возможно, потомки даже будут читать о нем в летописи города и восхищаться им, не подозревая о подлости и обмане… Я очень плохо знаю Ортлиба, брат Амадей прав… Даже не знаю, как Ортлиб будет себя вести, когда заберет меня отсюда. Правдой ли были слова Идера о том, что меня надо было убить, если не получится уберечь? Честно говоря, Ортлибу такие слова подходят. Вряд ли Идер солгал… Да и я бы сама предпочла смерть насилию… Вдруг Ортлиб заберет меня только ради того, чтобы убить?! Но зачем ему тогда предавать герцога Альдриана? Подкрепление ближе и ближе с каждым днем, а убить меня можно будет и потом. Может, он медлит, потому что хочет, чтобы меня убил Лодэтский Дьявол? Я просто не понимаю, почему он всё еще даже не попытался меня спасти! Лишь одно приходит в голову: он не думает появляться и я ему больше не нужна. Дядя приходил, чтобы я более не позорила имя Совиннак и не разгуливала по городу без платка. Боже… У меня же на днях день рождения! Вот почему дядя объявился… Просил подождать… Что же он имел в виду? Неужели меня и ко дню рождения никто не собирается вызволять? Кажется, это именно так. Дядя бы сказал, а раз молчал, то не хочет, чтобы герцог Раннор знал… и сделал вывод, что за мной уже точно не придут, раз и в день рождения не явились… А вдруг Ортлиб вообще здесь не появится? Даже после угрозы Лодэтского Дьявола? Не может такого быть, нет, нет… А если может, то что тогда? Что же мне делать? Сколько герцог Раннор станет меня терпеть? И что сделает со мной, когда убедится, что я обуза и ничего более? Что не нужна мужу? Осуществит ли свои слова? Беззубая и с дырой на ведро меж ног! Боже… Нет, он просто пугал дядю – сам так сказал. Что же дядя думает после тех грубых слов, страшно представить. Наверняка он и Ортлиб теперь думают, что меня силой заставили выйти в люди без платка, – мне и оправдываться не придется… Конечно, Рагнер Раннор наговорил дяде грубостей, чтобы Ортлиб поторопился, но и защитил меня перед мужем… Нарочно или нет? Уже не важно! Ныне важно то, что он будет делать через три дня, когда поймет, что за мной уже не явятся… Я еще и с Хельхой окончательно рассорилась! Как бы мне, в самом деле, не пришлось вернуться наверх и пожалеть… Что же я за такая и правда дуреха?!»