К возрасту Приобщения, к девяти годам, человек должен открыться душою вере и праведности, ведь он уже создание греховное, падшее. Никак нельзя ему без покаяния: без исповеди душа идет верной дорогою к погибели, – как плоть нуждается в омовениях, так и душа в очищении. Разуменья у человека достаточно, чтобы веру понять и принять с желанием: учиться жить не для себя единого, а для всех людей на нашей Гео. После этого возраста пора учить мастерствам, искусствам, всем наукам надлежащим. Не жалеть нужно создание хрупкое, а нагружать его взрослой работою. За провинности надо наказывать и как с мужа взрослого спрашивать.
К возрасту Послушания, к тринадцати годам и половине, отрочество юностью сменяется, и человек избирает путь жизненный. Так до восемнадцати человеку наставлений слушаться надобно, внимать им охотно да следовать учению во смирении. Человек в этом возрасте как тесто сырое – что из него наставник вылепит, таким ему уж и навек катиться станется: кому-то пирогом слоеным, а кому-то лепешкою пресной. Розог и оплеух жалеть для воспитания – Порокам ученика потворствовать. Должен даже отрок благородных кровей обретаться с прислугою, с ней же трапезничать. Ходить должен в услужении, но науками и знаниями напитываться. Молчать ему требуется побольше, а говорить поменьше, ибо все его суждения ложные, – нет без опыта жизни разумения: что прочтет – того не поймет. Мудрости лишь чужие высказывает да свою голову ими наполнить старается, – своих же мудростей нет. Да и откуда им взяться? Склонность имеет к непослушанию, к дерзости и думам о забавах плотских. Слабость сильна к самоосквернению во всех проявлениях и к хотениям осязать чью-то плоть, даже рода своего собственного.
К возрасту Посвящения, к восемнадцати годам, на смену юности младость приходит. Человек спокойным становится и служением уж ныне гордится: так и должно быть, ибо служба – это честь, а вольность – лукавство, если не проклятие. Получает в этом возрасте человек права имени, подати сам за себя платит, посвящает себя пути выбранному. В голове легкомыслия много да самодовольства. Переоценивает человек свои знания и силу ими пользоваться. Глуп, но думает, что умен. Работы посему заслуживает мелкой и незначительной по ее значению, но трудоемкой и хлопотной. И так до конца срока он должен маяться, зато опосля благодарен будет.
К возрасту Страждания, к двадцати двум годам и половине, совершеннолетье приходит – уж не млад человек, а мужчина. Душа подобна законченному дереву: человек существо довершенное, ничем его не переделаешь. Раз убил после этого возраста – то еще не раз убьет, если крал – то и век красть будет. Милости судебной посему не заслуживает: уже на каторгу отправить злодея следует. Разумения у человека больше прибавилось и осмысления собственной глупости. С этого возраста можно доверить работу важную и смотреть: как с ней человек управляется. Жаждет разум и тело страдания с этого возраста: устает разум от счастий и радостей. Сам себя человек может рушить и упиваться своим же падением.
К возрасту Откровения, к двадцати семи годам, приходят первые мудрости. Голова набралась знания из книг да из опыта. Робок еще человек в мыслях своих собственных: половина из них, а то и больше, – чужие мудрости да суждения. И тут уж кому какая дорога достанется: для кого-то она среди густого леса, в кочках и еле видная, для других – удобная, гладким камнем мощенная, но идут и последний, и первый к одному и тому же, – головой собственной думать и работать разумом больше. С тех пор тяга учить мастерству появится, труды писать или главенствовать. Дерево души первый цвет дает, и запах пьянит, окрыляет.
К возрасту Благодарения, к тридцати одному году и половине, зрелость приходит, расцвет плоти и души наступают. Человек в эту пору, что дерево цветущее: все свои свершения великие после он делает. Пора благодатная, любому начинанию не вредящая. Человек мудр, серьезен и вдумчив, – к поступкам ребяческим склонность теряет. Сказать можно много хорошего про столь дивный возраст, а плохого только одно – крайне уж быстро проходит эта пора светлая.
В возрасте Возрождения, в тридцать шесть лет, человек на жизнь свою, что прожил, смотрит строго и ее осмысливает. Сокрушается над сделанным и несделанным, из-за этого муки имеет душевные, – так и надо, чтобы за следующую пору Благодарения успеть достичь еще большего, а уж после не жалеть, не кручиниться.
До второго возраста Благодарения, до сорока лет и половины, длится та же пора благодатная – дерево души уже не цветет, но плодоносит. По концу этого возраста о дерзости позабыть стоит, как и не было ее вовсе: усмирить в себе лихость надобно, о забавах лишь тихих думать, о здоровии начать мудро заботиться и вкушать год от года пищи умеренней.