– Нет, он со мной не говорил, но Ортлиб сказал, что супружество им подтверждено… Я же ни разу с тех пор не видела епископа. Уроки Боговедения после свадьбы мы отложили, а после венчания я очнулась у Ортлиба на руках, уже на улице, потом мы сразу поехали праздновать. Моя подруга Беати сказала, что после того, как я потеряла сознание, они меня и Ортлиба ждали у храма с триаду часа. Так… я и Ортлиб, – испуганно спросила она, – мы муж и жена?
Праведник еле заметно помотал головой.
– Что мне делать, брат Амадей?! – в отчаянии спросила девушка.
– Молчать и никому об этом не говорить, – строго ответил праведник, чем удивил Маргариту. – Это может быть очень опасно, – пояснил он. – Совиннак, конечно, всё знает. Он и епископ обманули тебя… Я помогу тебе, когда поправлюсь… Кажется, свадьба состоялась в Венераалий?
– Да, в первый день празднества… И, – закрыла лицо руками Маргарита, – Ортлиб от епископа получил послабление… чтобы пост в восьмиду Целомудрия не соблюдать. Боже, какая грязь и подлость!
– Сестра Маргарита! – с неожиданной резкостью в голове сказал брат Амадей. – Я понимаю, что тебе плохо, но ты никому не должна и слова сказать! Никому! Мы их всех накажем, но молчи, как бы тебе не хотелось пожаловаться: ни одному человеку не говори, даже… Я бы сказал, даже матери не говори, если бы она у тебя была, иначе ты можешь пострадать, а скорее всего, умереть… И даже Ортлиб Совиннак тебя не спасет.
Маргарита с ужасом смотрела на брата Амадея.
– Не могу в это всё поверить! Как? Как епископ Камм-Зюрро может делать что-то настолько дурное? Он что, убьет меня? Он же наместник Святой Земли Мери́диан в Лиисеме!
Брат Амадей грустно дернул губами. Было заметно, что он сильно расстроен.
– Все мы люди, даже епископы… И никто не хочет отправляться на Божий Суд. Священник не имеет права нарушить правила в любом из четырех главных ритуалов и решать что-либо так, как ему вздумается: в его руках великая власть, доверенная ему Богом. Он не имеет права злоупотребить ею ни одного раза. Кара за это – неминуемое испытание Божьим Судом, позор и смерть от Божьего Огня.
Маргарита и праведник молчали. Молчала и Айада, которая, словно всё понимая, участливо смотрела на них коричневыми глазами.
– Прошу, оставь меня сейчас одного, сестра, – нарушил тишину праведник. – Спасибо за то, что ты открылась и сказала мне правду. И ничего, что поздно… Так даже всё более наглядно… – глубоко погруженный в свои мысли, проговорил он.
Маргарита кивнула и, сама находясь в тягостном раздумье, направилась к двери. Когда девушка и собака ушли, явился Лорко.
– Намилувалися, а? – спросил он, садясь к окну.
– Что имела в виду сестра Маргарита, когда говорила, что ты, брат Иринг, трогал ее в ту ночь? – строго спросил праведник.
Лорко, выдыхая воздух и поджимая губы, посмотрел в сторону.
– Ну трогал дчуть. Тожа мяне гярцогиня. Она тама ляжала вся как на подносу. Вся-вся на видах и юбка задрана. Я всяго-до сиську трогал, и вся! Ну, – так же глядя в сторону, вздохнул он, – пъялился ащя. Там есть на дча пъялидься – я жа не статуй из камню. Кдо зжнавал, дча она цдесь маядчидь пярёд глазьями будёт, а? И мне не стъыдноа, яцная, да? Ничё я не дэлал. И цплетни енти… Проста я цдесь навой. Мне нада цтать на равню с тёми, кда давноя с герцогом. Болтать с ими… А я проста сказывал, дча мене Гюс казжал, и вся. Казжалось правдай, дча он казжал.
– Гюс Аразак? – уточнил праведник.
Лорко кивнул.
– Знать его, да?
– Приходилось встречаться, когда был у градоначальника, в этой ратуше.
– И чаго о ём казжать, а?
– Ничего. Это будет мое мнение. Ты должен составить свое. Раз пересказываешь чужое и собственного разума не имеешь, то ты либо глуп, либо ущербен.
– Эй, тъы! – обиделся Лорко. – Енто вовся не дак!
– Давайте помолчим, брат Иринг. Я устал. Но позволь, еще одну вещь сказать. Только не отвечай мне, прошу тебя, брат. Представь на месте сестры Маргариты ту, которая тебе дорога: мать, сестру или возлюбленную. А на своем месте чтимого человека, лучшего друга, например, который тебе как брат. Или наставника. Если тебя не коробит эта картина, и ты не изменил мнения о своем лучшем друге после этого – значит: ты на самом деле не сделал ничего предосудительного. Ответь не мне – мне это неинтересно. Ответь себе.
Лорко дернул губами, стараясь улыбнуться.
– Дча-та новае: тябе нентярэсно… Тъы здаровой, а?
– Нет, – ответил брат Амадей, закрывая глаза. – Я ранен.
Лорко, поджимая шутовские губы, сел боком на подоконник и прислонился спиной к стене. Он тоже закрыл глаза.