– Нет, – помотала головой Маргарита. – В моем учебнике Географии такого нет.
– Да откуда ему там быть… – усмехнулся Рагнер. – Когда мы едва прибыли в Сольтель, то услышали о загадочном городе, подлинном сокровище среди песков. Никто там не был, но все о нем слышали и искали его… Его нарекли Аомония. Город тысяч сверкающих башен из стекла, где живут прекрасные дамы, никогда не покидающие своих роскошных, прозрачных узилищ, – чему-то улыбнулся Рагнер. – Ну так вот: меня привезли прямо туда. По башням из стекла я понял, что в Аомонии. Человек, что купил мою жизнь, – и есть мой Дьявол. Он оказался лет сорока и очень-очень волосатым. Не как человек с песьей головой, конечно, но… Везде черные волосы, почти шерсть: руки, ноги, грудь и спина. И в пол-лица черная бородища. А остальная кожа белая, как молоко, а то и белее… Я его прям испугался, когда увидел без накидок. Он был правителем этого города, королем тех мест. По его приказу мне, вместо зубов, что выбил брат, вставили эти зубы из неизвестной стали, – широко оскалился Рагнер. – Это не серебро, но не ржавеет и крепкое. Еще меня научили драться безоружным против меча и подобным хитрым вещам, правда, при этом обращались со мной хуже, чем с каторжником. И мой Дьявол зачем-то вырезал мне на спине крест. Не сам, разумеется, но под его строгим наблюдением.
– Больно было? – жалостливо спросила Маргарита.
Рагнер рассмеялся.
– Моя ты добросердечная! После того, что я в том плену пережил, это было… как тростинкой покололи. Терпимо, одним словом, не больно, хоть и долго… Что еще… Я жил там год. А потом, когда можно было снова пересечь Линию Огня, меня перевезли назад и отпустили – бросили в пустыне с флягой воды и указали куда идти. Я вернулся третьего дня Воздержания в високосном двадцать четвертом году. Ровно через год. Это всё.
Рагнер улыбался, но его глаз веселье не затронуло. А Маргарита чувствовала себя так же, как когда он делал вид, что не собирается делиться мясом.
– Это не всё! – обиженно сказала она, снимая ноги со стула и выпрямляя спину. – Вы так долго рассказывали до этого. А сейчас всё? Почему он Дьявол, тот человек? И как вы ему продали душу?
– Оно тебе не нужно, – улыбаясь, Рагнер смотрел на нее с нежностью. – Живи в своем мирке. Он добрый и красивый.
– Немедленно рассказывайте! – разозлилась Маргарита. – Не надо было тогда начинать. Вы хотели рассказать, но передумали. Я такая глупая? – тихо спросила она.
– Нет, я так не думаю. Просто ты еще маленькая и ничего не видела в жизни.
– Я не видела?! – возмутилась девушка. – Я за этот год навидалась! Два раза замуж вышла, меня чуть в бочке не утопили да еще сам Лодэтский Дьявол пленил!
Рагнер, усмехаясь, подумал немного и сказал:
– Я об этом пожалею, но… если ты настаиваешь. Так вот… Никто у меня, конечно, душу не покупал… У меня просто открылись глаза. Я сначала не понял, что пересек Линию Огня, но… одним из первых чудес, что я увидел, была карта… – замолчал Рагнер, думая остановиться, однако продолжил: – Я с юности управляю кораблем, я много где был, и я разбираюсь в звездах. Я знаю, что карта не была вымыслом. С годами я лишь сильнее в этом убедился. За Линией Огня – еще одна половина мира, а вовсе не такая же шапка выжженной земли, как шапка льда на севере. А Святая Земля Мери́диан даже не в центре нашего мира, даже мира на этой половине Гео, как и сам наш континент Меридея. А это первое что написано в Святой книге – это непогрешимый догмат нашей веры. Все первые строки Святой Книги – это ложь. А раз так, если с самого начала наша вера – это неправда, то и всё остальное… Всё тоже может быть выдумкой. Вот так…
Маргарита молчала, размышляя над его словами. Рагнер смотрел на нее.
– Вот тебе не кажется странным, – не выдержал он, – что Божий Сын, умирая, всегда имеет одного ребенка и всегда мальчика в возрасте одного года? Как так везет и ему, и всему человечеству? Почему девочка ни разу не родилась? Или близнецы? А если младенец умрет прежде срока? Но этого никогда не случалось. Не странно? Или у Божьего Сына несколько жен, и он нам вовсе не пример нравственности? Или Божие Сыны – самые обычные люди! Какой-то бедолага просто умирает на кресте в Великое Возрождение…
Тут уже Маргарита возмутилась.