– Это же всё чудо! – встала она со стула. – И зачатие идет от Бога, не от человека! А как же божья кровь?!
– Крови в нем, наверно, как в воды в море… – очень тихо проговорил Рагнер, тоже резко поднимаясь на ноги.
Он подошел к перекладине со своими вещами и стулу под ней. Заметив, что Маргарита заботливо перевесила его одежду, мужчина улыбнулся девушке.
– Я не собираюсь воевать ни с Богом, ни с Экклесией, – говорил он, заправляя рубашку в узкие штаны, надевая и застегивая камзол. – Мне это даром не нужно. Воевать с кем – я найду. Могу в храм пойти. На распятье не плюю и со своими мыслями я ни к кому не лезу. Но меридианским святошам я больше не верю, – застегнул он последнюю пуговицу. – Вот и всё. Так и живу. Да на колени в Возрождение больше не падаю, – провел он растопыренной рукой, как гребнем, по волосам, расправляя их. – Я с Айадой пойду погуляю. Ты ложись. Поспим сегодня подольше, – сказал он, подзывая собаку. – Забудь обо всем. Всё же зря я тебе рассказал.
Когда он ушел, девушка приготовила себя ко сну в уборной, переоделась в ночную сорочку и расплела косу. Все свечи, кроме маленького светильника на столе, она потушила, после залезла под красное покрывало и закрыла балдахин. Она бы и задумываться не стала над словами Рагнера, если бы не узнала, что сам наместник Святой Земли Мери́диан в Лиисеме не узаконил ее супружества и замолчал свое преступление. Аненклетус Камм-Зюрро, этот епископ с лицом стервятника-трупоеда, просто отдал ее мужчине, да еще и в пост целомудрия, обманом вверг ее в грех незаконной близости и обрек ее душу на наказание в шестом рву Ада. После такой подлости убеждение в непогрешимость священников и самой Экклесии пошатнулось для Маргариты тоже. Если бы не брат Амадей, то она наверняка и в вере разочаровалась бы, но, благодаря праведнику, остановилась на недоверии. Всемогущий Бог-Создатель, Божий Сын-спаситель, Пресвятая Праматерь-заступница и Святая Земля Мери́диан, в центре какой в полдень происходил Божий Суд и творилась истинная, непредвзятая и несомненная справедливость, остались для нее святынями. Вспоминая, что герцог сказал о Божьем Сыне, она праведно возмущалась. Слова о том, что Мери́диан не в центре мира, она тоже отвергала:
«Карту могли и выдумать, – размышляла Маргарита. – Подумаешь, карта! Что угодно можно нарисовать. Линию Огня Рагнер Раннор тоже не пересекал – он сам сказал, что если бы не карта, то и не понял бы. Значит, его заставили так думать, а затем нарочно отпустили, чтобы… не знаю, например, сеять смуту и ересь среди меридианцев. И тот город, Аомония, он, конечно, был перед Линией Огня – Сольтель же огромен. Рагнеру тогда было не больше восемнадцати – столько же, сколько Синоли. Синоли можно было бы легко обмануть. Вот только, – вздохнула Маргарита, – Рагнер Раннор – не Синоли. Он убежден в своей правоте – вот и вовсе не боится Конца Света, в отличие от нас. И даже Бога не боится… Наверно, он далеко не всё мне рассказал, что видел у безбожников… жестоких и безбожников. Не знаю, что было бы со мной, если бы я провела год среди тех, которые людей на кол сажают. Может, и в Бога верить перестала бы, если бы на моих глазах подобным образом истязали бы подругу… Светлую, любимую всеми Марлену или Беати. Даже Ульви… Так и начинаешь задумываться: а есть ли Бог? Почему он сам не покарает жестоких безбожников, которые в него даже не верят? Почему Рагнер Раннор, Лодэтский Дьявол, святотатствует в Великое Возрождение, зовет всех дураками и побеждает? Почему Бог не вмешивается и, к примеру, не разит таких грешников молнией? Не то чтобы я желала кому-то подобной участи… Но раз нет наказания свыше за святотатство, то как убедиться, что правы мы, а не он? Да если сам епископ, прелат и наместник кардиналов, нарушает правила и не боится кары Нашего Господа… Верит ли он сам в Бога? А если сам епископ не верит, то, в самом деле… есть ли Бог?»
На такие сложные вопросы девушка никак не могла знать ответов и побоялась думать дальше. Она решила, что спросит брата Амадея, который уложит ту смуту, что поднялась в ее душе, и разъяснит всё непонятное ее разуму, а то она сама того и гляди дойдет до богохульства.
Еще размышляя, она слышала, как Рагнер вернулся и стал укладываться спать на полу.
– Кинь мне подушку, – донесся его голос.
Маргарита высунула голову, придерживая шторки балдахина под подбородком, и бросила ему подушку. Но скрываться она не спешила.
– А можно еще вопрос? – поинтересовалась она.
Рагнер был уже в рубашке. Наполовину укрывшись своим плащом, он сидел на пуховом одеяле, заменявшем ему тюфяк, и улыбался, глядя на ее торчащую из красной завесы голову.