Маргарита села на постели и осторожно приоткрыла штору. Рагнер, одетый в белую рубашку и черные штаны, спал на спине, укрывшись по пояс черным плащом; Айада, сложив лапы на груди хозяина, дотянула свою голову почти до его подбородка. Маргарита откинулась назад на подушки. Она закрыла глаза и вспомнила, как Рагнер ее целовал – тут же у нее засосало под ложечкой, между ног появилось приятное зудящее покалывание и даже участилось дыхание.
«А если он начнет издеваться? – сомневалась она. – Смеяться. Он ведь говорил, что никогда более со мной не свяжется. Буду выглядеть дурой. И буду унижена – сама пришла к мужчине, как девка или развратница, а то и хуже – он же не знает, что я не замужем…»
Девушка хмурила брови и не могла решиться. Она снова приоткрыла завесу.
«Скажу, что мне стало страшно, – решила она. – Плохой сон. Да… очень плохой. Он не станет меня прогонять. Он же ухаживал за мной вчера – сам соблазнял меня. Глазурная керамика и золоченые бокалы – это не могло быть просто так. Если бы я не завела разговор про его крест, то, наверно, он сам поцеловал бы меня».
Она кусала губы, всё еще не находя смелости выбраться из кровати. Тут она услышала голос тетки Клементины:
– Вся в свою пу́таницу-мать!
Это решило исход: Маргарита более не собиралась слушаться Клементину Ботно. Изгнав тетку из головы, она собрала красное покрывало, сняла трусики и перекрестилась на удачу. В тонкой сорочке, с подушкой и покрывалом в руках девушка на цыпочках направилась к Рагнеру. Едва она сделала свой первый неслышный шаг, Айада подняла свою морду и вопросительно на нее посмотрела. Маргарита приложила палец к губам, продолжая красться, чтобы лечь к Рагнеру с другой стороны от собаки. Айада следила за ней с растущим подозрением и непониманием. Но собака молчала, а ее хозяин спал.
Обойдя Рагнера, Маргарита положила подушку рядом с ним и, с досадой взглянув на одеяло под мужчиной, легла прямо на пол и стала укрываться.
– И что это ты делаешь? – не открывая глаз, спросил Рагнер.
Айада моментально рванулась к нему и, несмотря на то, что он успел ее обхватить, достала мордой до его лица – стала лизаться, заходясь от радости и вращая хвостом.
– Айада! – пытался привстать Рагнер и отвернуть лицо. – Уймись же! Прекрати! – недовольно говорил он на лодэтском, но, дорвавшись, собака изливала на него всю бескрайнюю бездну своей бескрайней любви.
Рагнер грязно выругался, оттащил ее морду за ошейник и сел. Он начал с ней сердито говорить и показывать рукой на ее подушку. Маргарита, натянув покрывало до подбородка и широко распахнув глаза, тихо лежала рядом. Ее сердце начинало бешено колотиться.
Айада, с печалью посмотрев на хозяина, медленно побрела к своей подушке. Рагнер, не убирая направляющей руки и сдвигая брови, недовольно глядел на нее. Дойдя до своего места, большая собака повернула голову – в коричневых глазах была боль, но Рагнер всё так же указывал ей и жестко смотрел. Глубоко вздохнув, как человек, Айада сделала последний шаг, рухнула, точно подбитая пулей в сердце, а затем, обиженно ворча и свертываясь калачиком, уткнулась носом в угол. Маргарите была видна только собачья спина и толстый, острый хвост.
– Теперь с тобой разберемся, – вытирая лицо рукавом рубашки, повернулся к девушке Рагнер.
Он пристально посмотрел на сжавшуюся, побледневшую красавицу и притворно нахмурился, но его губы еле сдерживались, чтобы не обрадоваться.
– Сама пришла? – спросил Рагнер, нависая над ней.
Маргарита позабыла, что хотела сказать про кошмарный сон. Она безмолвно замерла, уставившись на него зелеными глазищами. Рагнер лег на бок, подпирая челюсть кулаком, после чего убрал волосы со лба девушки и нежно погладил полусогнутыми пальцами ее щеку. Маргарита силилась сказать ему хоть что-то, но не могла говорить.
– Нужно чего-либо от меня? – спросил ее Рагнер. – Хочешь, чтобы я что-то сделал для тебя или твоих родных?
Маргарита чуть помотала головой. Рагнер улыбнулся, но его глаза остались серьезными.
– Сомневаться больше не станешь? Через час мне от тебя ничего не ждать?
Маргарита снова только мотнула головой, давая понять, что нет, и закусила нижнюю губу.
– Ты так же дрожишь, как тогда, – сказал Рагнер, снова начиная гладить ее щеку. – Если ты не уверена, то не надо. Или если ты из-за этой комнаты, то тоже не надо. Я лучше сам сегодня перееду. Будешь почетной пленницей-гостьей? Ну что, идет? – убрал он руку, рассматривая ее бледное лицо. – Иди под балдахин, – тихо сказал он. – Не хочу, чтобы ты жалела.