Герцог подходил ближе, и Маргарита с удивлением отметила, что Альдриан Лиисемский невысок и хрупкого сложения. И всё же она нашла его великолепным и блистательным.
«Вот только бы он поторопился к своему столу, – думала она. – У меня с непривычки ноги начинают дрожать, а это тяжелое платье – настоящая мука».
Герцог Альдриан едва не прошел мимо, но что-то вспомнив, обернулся к Ортлибу Совиннаку.
– Градоначальник, – произнес Альдриан на меридианском, – я подписал сегодня новый ордер. Не позабудьте принять его перед уходом.
– Благодарю, Ваша Светлость, – ответил тот. – Сегодня же займусь исполнением.
Маргарита не поднимала глаз на герцога и ничуть не пыталась вызвать к себе интерес, но ее уродливое платье обратило на себя и его внимание.
– Ваша новая супруга, господин Совиннак? – спросил Альдриан. – Мы наслышаны, что она юна и хороша собой…
Герцог разглядывал Маргариту, пытаясь оценить ее фигуру, скрытую под панцирем наряда, – смотрел так же, как дети любопытствуют над мешком с подарками и пытаются по очертаниям разгадать, что же там внутри.
– Ваша Светлость, позвольте представить госпожу Маргариту Совиннак, мою супругу, – градоначальник снова поклонился, а Маргарита присела ниже.
– Мои хвалы, господин Совиннак: красавица и… скромница… Я только вчера сказал, что таких дам уж нет на исходе нашего века, – и вот: ошибся.
– Премного благодарю, Ваша Светлость, – ответил градоначальник.
Маргарита слегка улыбнулась в ответ на похвалу и еще ниже присела, согнув колени, – сделала так, как требовала Культура: первой заговаривать с герцогом она не имела права и остаться равнодушной к добрым словам тоже не могла себе позволить. Альдриан Красивый с ней не заговаривал, но не спешил шествовать дальше. Девушка чувствовала взгляд его раскосых, черных глаз, и ее щеки начинали пылать от смущения, стыда за свое убранство и из-за напряжения от дрожавших ног; она быстро взглянула на герцога, надеясь, что он отвернулся, и можно было хоть чуть-чуть привстать.
– Боже! Какие очи! – воскликнул герцог. – Слеза Виверна не иначе! – назвал он знаменитый светлый изумруд, семейную драгоценность герцогов Лиисемских. – Встаньте! – приказал герцог девушке. – В таком платье вы скоро упадете! Оно, должно быть, весит талант!
Маргарита несмело выпрямилась среди склоненных гостей герцога и снова улыбнулась своему правителю, не понимая, можно ли ей заговорить с ним и поблагодарить.
– Госпожа Совиннак, вы из Сиренгидии, не так ли? – спросил ее Альдриан Красивый на меридианском.
– Моя матушка сиренгка, – услышала она собственный голос, говоривший на том же языке. – Была сиренгкой, а батюшка был орензчанином, Ваша Светлость.
Маргарита подняла глаза, чтобы узнать отклик, и увидела белые ровные зубы: герцог улыбался – значит, остался доволен ответом.
«Или же смеется над моим произношением», – пронеслось у нее в голове. Ответить «да» или «нет», как советовал супруг она, растерявшись, позабыла.
Герцог Альдриан отвернулся и пошел дальше, к столу. Больше никого из дам он не поднял. Впрочем, другие придворные, припавшие на одно колено, долго упражнялись в подобном мастерстве и не испытывали неудобств.
________________
Чете Совиннак Огю Шотно отвел лучшие места за третьим столом – спиной к окну и в центре. Сам он уселся напротив приятеля, а место Марлены досталось моложавой вдове судьи, впервые выведшей в свет дочь, одну из подруг Енриити. Рядом трапезничали патриции Элладанна, судьи, командующие преторианской гвардией и богатые торговцы. Был среди них и престарелый златокузнец Ольфи Леуно, хозяин голубого дома со львом, и покрытый бородавками банкир Карасак с очаровательной супругой и владелец скотобойни, толстяк Пажжо, с двумя дочерьми-принцессами. Все они украдкой улыбались, посматривая на убранство жены градоначальника. Гиора Себесро, к облегчению Маргариты, не пригласили.
Затейливого вида яства предназначались для аристократов – их с помпой выносили в сопровождении жонглеров и чудаковато ряженых акробатов, ставили на столик перед подиумом. Распорядители обедов нахваливали блюда и, чтобы сделать первый надрез, приглашали кого-либо из придворных – Альдриан Красивый называл имя счастливчика, а тот преподносил ему и его супруге самый вкусный кусок. После блюдо делили между двумя столами, устраивая соревнование в отгадывании загадок, затем прислужники, находясь от аристократов по другую сторону столов, разделывали для них тушки, – это действо сопровождалось весельем, шутками и взрывами хохота. На третий, дальний от герцогского шатра стол приносили блюда из буфетной комнаты с иными угощениями и уже нарезанным мясом – прислужники только наливали вина незнатным господам и перед началом застольного часа обходили их с водолеем и чашей для омовения рук. Возможно, даже испытывая некую смутную зависть, гости из второго и третьего сословий по большей части дивились, глядя на пир аристократов, тоже радовались и, конечно, не чувствовали себя приниженными, скорее наоборот – их пригласили просмотреть увлекательное представление о том, как развлекается первое сословие, да при этом потчевали. Маргарита и ее супруг стали теми редкими людьми, которые не наслаждались кушаньями или зрелищами. За целый час пиршества Ортлиб Совиннак не сказал жене ни слова: он почему-то злился на нее и не хотел лишний раз смотреть в ее сторону. Она, терзаемая платьем снаружи и мрачными думами изнутри, тоже молчала, ругая себя на чем свет стоит.