– Прачка! – повторили те, вернулись на свои места и принялись со смешком рассказывать услышанное другим придворным.
– Не говоришь по-меридиански? – спросил граф Помононт Маргариту на родной речи.
– Я плохо говорю, Ваше Сиятельство, но неплохо понимаю, – опускаясь на табурет, робко вымолвила расстроенная девушка.
– Хмм, эт уже что-то. Тебе надо больше́е болтовни, дорогуша. Не боись пороть чепуху – и всё тута! Знай, – заговорщически подмигнул он, – вокруг тебя одни дуры!
Маргарита, воодушевленная такой простотой канцлера, сказала:
– Я бы хотела уйти, Ваше Сиятельство. Моему супругу надо в ратушу. Ваше Сиятельство сами так сказали.
– Оо… – с издевкой простонал граф. – Да как можно́? При отсутствиях герцога пойти? Тебе, дорогуша, надо хорошенько учить Культуру. Это знание поважнее меридианского!
– Простите, Ваше Сиятельство. В уроках, что мне преподавали, ничего не говорилось о подобном случае.
– Так слушай-ка меня, – пропел граф. – Культура гласит, что ты не можешь покинуть бал без дозволения герцога. Как можное-то, уйти, наевшись да напившись, но не сказав доброго слова в благодарность хозяину дома? Ну а твой супруг – человек занятой, дорогуша, при хлопотной должности: пусть себе пойдет. Ты же упивайся волшебством до утра! Повеселися с мушку… Он должен был уж давно удалиться. Не понимаю, чё он всё сидит и сидит!
– Но это неправильно, – попыталась возразить Маргарита.
Граф переменил лицо, будто снял маску: стал строг и надменен.
– Это Культура, дорогуша. Это правила общения нижестоящих особ с вышестоящими. Доступненько?
Она кивнула, напуганная и растерянная. Канцлер отвернулся от нее и снова защебетал по-меридиански со своим женоподобным помощником.
________________
По истечении бального часа герцог Альдриан вернулся за стол и жестом показал канцлеру наполнить его кубок.
– Дорогая госпожа Совиннак, что же вы скучаете? – опустился на свой трон герцог. – Не выпиваете вин? Ничего не вкушаете?
– Простите, Ваша Светлость, – заговорила по-меридиански и она. – Я стараюсь не пить вина и других крепких напитков.
– Похвально! Вы и правда столь добродетельны или лишь на глазах супруга?
Ответа Альдриан не стал дождаться.
– Да… Почему градоначальник еще здесь?
– Думаю, ждет ордера с вашей подписью, – оскалился граф Помононт.
– Так проводите его и вручите всё необходимое! Время не ждет! – белозубо улыбнулся герцог Маргарите.
Диорон Гокннак незамедлительно покинул подиум, вертляво прошелся среди усаживавшихся за столы гостей герцога. Маргарита видела, как номенклатор канцлера поговорил с ее мужем, после этого Ортлиб Совиннак поднялся, и по жестам она поняла, что он прощается с соседями за столом. Табурет Шотно уже давно убрали. Ортлиб Совиннак изображал лицом радушие, притворялся, что ничего его не огорчает, ничего не тревожит. Приближаясь к пятикупольному шатру, градоначальник низко поклонился герцогу Альдриану. Он улыбался, улыбался и герцог. После этого градоначальник повернул налево – туда, где его ждал Гокннак, и исчез где-то. Жену он не удостоил вниманием: ни взгляда, ни жеста, ни улыбки. Даже злости больше не было. Маргарита отчетливо поняла, что теряет доверие мужа и его нежность к ней. Если уже не потеряла. Но, что делать, она не знала. Как и ее супруг, она через силу изображала благодарность за честь, какой ее удостоили, усадив как пленницу подле Альдриана Красивого.
Новый час опять пиршествовали. На четвертой перемене блюд под овации внесли запеченного павлина. Маргарита слегка скривилась от жалости к «птице, какой краше нет». Кушать прекрасное создание ей не хотелось, но пришлось. Звезды, однако, не перестали и после этого издеваться над расстроенной девушкой – пятым блюдом стал грациозный белый лебедь. Хлеба́, яства и сальсы для Альдриана Лиисемского подавали придворные, а не прислужники, канцлер наполнял его кубок, третьи аристократы выходили на дорожку перед столом и развлекали герцога забавными историями. Альдриан Красивый охотно смеялся – от вина он становился добрее, любил выслушать шутку да пошутить сам. Маргарита, находясь рядом, улыбалась, когда все хохотали, глотала угощения и подливаемое вино, но невидимая рука сжимала ее изнутри, холодила и вызывала тревожную дурноту; вина и кушанья сбивались камнем в желудке. Герцог Альдриан едва с ней общался, и она не понимала, зачем он, если то и дело обменивался остротами с графом Помононтом и его красавицей-женой, держал ее, молчавшую, между собой и ими.
Перед бальным часом Тереза Лодварская пригласила дам со своего стола пройти наверх и полюбоваться на юную герцогиню. В календу Нестяжания наследнице исполнялся год, однако она еще не говорила. Это объясняли тем, что от Луны девочка получила Кротость, а кроме того: Воздержание, Гордыню и Тщеславие. Малышка Юнона оказалась похожей глазами на своего отца, а вот ее носик уже имел горбинку, как у матери. Пока одни аристократки выражали свое восхищение малышке, другие посещали уборную и прихорашивались, у Маргариты появилась дерзкая мысль – сбежать из замка, но она не осмелилась ее осуществить и вернулась в шатер к трону герцога Лиисемского.