– Ты его правда любишь? Совиннака?
– Вот от тебя я этого точно не ожидала услышать! Ты замужем за Огю Шотно!
– Да… Но я не выходила за него так поспешно, как ты…
– Ну и что, что поспешно! – сказала Маргарита, перепрыгивая через сковавшуюся корочкой льда лужу на Северной дороге. – Я ни разу еще не пожалела. Ни разу! Что бы мне ни говорили, Ортлиба просто никто не знает так хорошо, как я. Со мной он – другой человек.
– Хорошо, если так, – уклончиво ответила Марлена. – Я за тебя рада.
– Марлена! Ты что-то недоговариваешь!
Но Марлена молчала.
– Ну, если ты за нас рада, то приходите с мужем в гости. Мы будем отмечать Матронаалий и день рождения дочки Ортлиба – придет вся моя родня и подруги Енриити. Я хочу, чтобы и ты пришла!
Марлена еще немного помолчала, а затем ответила:
– Брат Амадей говорит, что я должна рассказать тебе о своих мыслях и не таиться. Меня мучают страшные подозрения о смерти брата. Я… Когда господин Совиннак на кладбище выражал мне соболезнования, то сказал: «Он умер, не почувствовав боли»… Так мне сказал твой супруг. И сначала я не придала этому значения, но вечером оказалось, что Огю не знал, какая именно рана была у Иама. Он и подумать не мог про такую странную рану у черепа… Так откуда, если Огю не знал о ране, мог знать градоначальник? Ведь когда он появился в нашем доме, то Иам был уже одет и на носилках!
Они дошли до Главной площади. Маргарита с непонятной для себя тревогой посмотрела на ратушу, где, после проводов Иама, ей более не довелось побывать. Мрачная, неприступная и закрытая для посторонних она напоминала Маргарите ее нынешнего мужа.
– Ты ошибаешься, – уверено ответила она. – Ортлиб – весьма умен. И наблюдателен. От него ничего не скроешь. И он докапывается до мелочей. Наверняка он всё разузнал. Мне про рану болтливый Раоль Роннак сказал. Может, и ему тоже. Они же оба были на успокоении.
– Может… и так… – неохотно согласилась Марлена. – Я не спорю: о господине Совиннаке ты верно говоришь. Он докапывается до мелочей, любит обо всем знать… Я никогда не подумала бы на него, если бы не ваше венчание. Всего через полторы восьмиды! Когда он сделал тебе предложение?
Было пасмурно и холодно. Если Марлена и видела румянец стыда на лице подруги, то он сошел бы за проделки морозца, не выдав ложь.
– Ортлиб как-то навестил меня у дяди, когда приезжал в Суд. Впервые зашел в свой день рождения… Мы разговорились… Потом он еще раз пришел. Пока я траур носила, видела его всего пять раз! А уже потом, когда сняла… Марлена, пожалуйста, – взмолилась Маргарита, – ты не должна меня осуждать. Я твоего брата знала всего день. И, извини, не с самой лучшей, должно быть, стороны! Он напился на свадьбе, подрался, угощал всех так, что без денег остался, и мне пришлось свое кольцо отдать – его теперь Ульви носит! А еще он меня кирасу через весь город чуть не заставил тащить. Прости, я старалась, но так его и не полюбила… Если бы он вернулся, то я снова старалась бы. Я сильно хотела, чтобы наша с ним ложь стала правдой, но… не вышло… Не думай, что я была рада его смерти… или плохо о нем вспоминаю. Хорошее тоже было, а главное среди этого хорошего – это ты. За знакомство с тобой я буду вовек ему благодарна. Я именно это хотела сказать над огнем – как тебя люблю, но постеснялась… не желала казаться навязчивой. И платья поэтому не забрала – не из неблагодарности… Мне… даже не знаю, как объяснить… было стыдно уйти более богатой… Я не считала, что заслужила те красивые наряды, ведь лгала тебе… лгала без злого умыла или корысти и не хотела, чтобы ты думала обратное.
Они остановились неподалеку от эшафота – дальше их дороги расходились. Прощаясь, бывшие сестры взялись за руки.
– Я постараюсь прийти, – сказала Марлена. – Правда, не обещаю.
– Пожааалуйста, – как можно жалобнее проговорила Маргарита. – Мне так тебя не хватает. Сильно не хватает. И не всё у меня хорошо… Енриити и Диана меня люто ненавидят. И Идер, наверно, тоже. И Альба, собака Ортлиба, до сих пор рычит, хоть я ее и кормлю! А Ульви и Беати будут весь день с малышами. О тетке Клементине и о сужэнах, Оливи и Гиоре Себесро, если они явятся, я, вообще, молчу. Не люблю их обоих… Приходи, умоляю. Девятнадцатого дня, после полудня. Я всего настряпаю. И тоже хочу за это подарок – тебя. А Огю с Ортлибом будут играть в шахматы, как раньше. Ортлиб скучает по этому, хоть и не признается, чтобы меня не расстраивать.
Марлена, слегка поджав губы, улыбнулась и кивнула головой. На прощание подруги обнялись даже крепче, чем при встрече.