________________
Больше трех часов Маргарита пролежала в компании трех покойников, в спальне с кровью на стенах и с разбросанной по полу серебряной посудой, пытаясь как-нибудь освободиться или хотя бы прикрыться, сделать хоть что-то, чтобы не быть найденной в таком унизительном виде. Правое веко перестало подниматься. Нижняя губа распухла вдвое. Нестерпимо ныло между ягодицами, словно туда налили едкую известь. В час Кротости Маргарита не гневалась на Бога, но спрашивала его: за что же ей столько бедствий, и молила сжалиться над ней – дать скорую и легкую смерть. Толстая Тори давно замолкла, адский рев и гром прекратились, комната погрузилась в густой мрак.
Маргарита даже заснула, и ее разбудил шум на улице – цокот множества копыт. Еще она услышала возгласы на незнакомой речи, похожей на ладикэйскую. Где-то на улице раздался истошный женский крик – так же и Маргарита недавно кричала. Шум за окном всё усиливался, и доносился отдаленный, развязный смех мужчин и грохот выбиваемых дверей. И еще она отчетливо услышала, как, негромко переговариваясь, через уже взломанную дверь в ее собственный дом вошли незнакомцы.
Маргарита с замиранием сердца вслушивалась в звуки и пыталась понять, что делают незваные гости. Они ничего не разбивали и не крушили. Через открытую дверь спальни до нее доносились шорохи, непонятные разговоры, – и больше ничего.
Но вскоре ее сердце бешено заколотилось – она увидела, как балкончик за спальней начал освещаться. Шагов она не слышала: люди, что поднимались по лестнице, не издавали ни звука. Только всё ближе и ближе становился огонь, всё страшней и страшнее светлел дверной проем.
На пороге перед тремя мертвецами выросла Смерть, и Маргарита обрадовалась, что наконец по ее душу пришла та, кого она звала. Вернее, тот – Маргарите досталась Смерть мужского пола, весьма невысокого роста, в поножах, с фонарем в одной руке и с зазубренным ножичком, вместо внушительного серпа, в другой. Еще в кольчуге под деревенским кафтаном, но, как и нужно – в большом капюшоне, надежно скрывавшим в своей тени костлявую рожицу.
«Вот и гибель моя пришла, – думала девушка. – Как там по поверьям? Нельзя заглядывать Смерти под капюшон – увидишь ее лик и сразу погибаешь. Пора… Я устала… Слишком долго жила… Должна была еще в бочке утонуть».
Смерть меж тем ошалело остановился в дверях, разглядывая трех покойников среди разбросанной серебряной утвари, кровь на стенах и девушку на кровати, – не спешил проходить и будто недоумевал: кто же это за него успел поработать. Постояв с полминуты у порога, Смерть тихо сказал что-то за спину, и за капюшоном вырос могучий великан, пригибавший голову, чтобы не задеть низкие для его роста потолки второго этажа. Зверское лицо Великана прорезало три шрама – ото лба по левой щеке, а череп покрывал смешной ежик рыжих волос. Маргарита, однако, вовсе не думала смеяться: Великан и без шрамов выглядел бы ужасающе жутким – такой зверской внешностью художники награждали людоедов из гравюр со страшными сказками.
Великан сразу заинтересовался покойниками, что Маргарита нашла понятным: среди еще чуть теплых тел голодный людоед выбирал себе закуску повкуснее. Смерть направился к кровати и к девушке на ней. Маргарита стыдливо стиснула ноги и попыталась извернуться так, чтобы Смерть ничего не смог там увидеть (всё же он был мужчиной, и лишних унижений ей не хотелось). Здоровым глазом девушка пыталась заглянуть под зловещий капюшон и испустить дух. Ее ждало бескрайнее разочарование, похожее на гадостное чувство испорченного празднества, – в свете фонаря Маргарита увидела у своей Смерти шутовской развеселый рот, какой подрисовывают ярмарочным скоморохам: широкий, с озорными уголками по краям и четкими треугольниками посередине верхней губы. Смерть еще и посмеивался, созерцая попытки девушки спрятать сокровенное. Маргарита же смотрела на него с обидой: могли бы ей Смерть и посерьезнее прислать, а не со столь глумливым ртом. Когда Смерть подошел близко к кровати, то снял капюшон – и Маргарита, вопреки желанию погибнуть, от страха зажмурила левый глаз. Открыв его вновь, она почувствовала еще более острую обиду на свою звезду за то, что не умрет через миг, но и облегчение, оттого что к ней вернулся отказавший на минуту рассудок. Тот, кого она приняла за Жнеца, оказался молодым парнем с хитроватым, по-сильвански обаятельным лицом и с плутоватыми глазами, какими он нагло таращился на девичье тело. Людоед у двери, изучая раны палачей, качал головой, почесывал ежик волос у лба, словно у него там что-то зудело, и не спешил никем закусывать.