– Приятного мало: как каленым железом, зато не загноится, – ответил ей Рагнер. – Мой старший брат умер в горячке от подобной царапины, так что лучше три минуты потерпеть, чем три дня мучиться перед концом. Теперь быстро заживет…
Он молчал, чуть дотрагиваясь до шеи Маргариты. Прикосновения его рук были нежными – заботливо, даже трепетно, он прижигал ее царапины, не желая причинить боль. Она стала ощущать, что он любуется ее тонкой, белой кожей и изгибом шеи, стала чувствовать, что его глаза снова становятся горячими, – тепло разлилось по ее спине и позвоночнику, вызывая, будто от холода, мурашки. С широко открытыми, полными страха глазами Маргарита ждала, что он вот-вот поцелует ее затылок, и судорожно соображала, как себя вести, но Рагнер вскоре отошел. Убрав масло на полку и отбросив салфетку на подоконник, он сел за стол напротив нее.
– Умеешь играть в шахматы?
– Плохо, – ответила Маргарита, прогоняя из головы страх.
– Раз так, – стал расставлять фигуры Рагнер, – ты мне подойдешь. Я играю отвратительно…
– Вы плохо играете в шахматы? – удивилась Маргарита. – Мой супруг был уверен, что вы отлично играете. У вас столько побед в войнах…
– Вот именно поэтому. Мой друг, из Лодэнии, учил меня мастерству этой игры, еще когда я был крайне юн, но за следующие шестнадцать лет я всё позабыл. На настоящую битву эта забава ничуть не походит и ее правила бесполезны. А мой друг ни разу, вообще, ни с кем не дрался, зато отлично воюет на доске и всегда попрекает меня тем, что я так и не понял, как двигать эти дурацкие куклы.
– Мой супруг тоже хорошо играет… – не зная зачем, сказала Маргарита.
– Наслышан… Премного наслышан. Приступим?
Шахматные фигурки, искусно вырезанные из белой кости и обсидиана, изображали меридейские войска: пехотинцы, туры, конники, рыцари, короли. Ничего особенного, кроме фигурок полководцев, которые, как и в домашнем шахматном наборе Ортлиба Совиннака, превратились в двух мудрецов или в кого-то похожих на них: со свитком под мышкой, без трости, но с маской в руке. Белый мудрец, державший маску козла, из-за бородки клинышком напоминал Маргарите ее супруга, только стройного – как на портрете из парадной залы темно-красного дома. Жутковатый черный мудрец имел голову козла, а в руке держал маску с лицом человека, непохожую ни на графа Шанорона Помононта, ни на кого-либо другого, кого Маргарита знала. И всё же маска кого-то ей напоминала – догадка вертелась рядом, дразнила и, как юркая птаха, умудрялась ускользать. Лицо на маске казалось жестоким, хотя не лишенным благообразия, и на Альбальда Бесстрашного тоже никак не походило. Девушке не понравилась эта фигурка: даже трогать ее ей не хотелось.
– Это ваши шахматы? – спросила она.
– Нашел в этой спальне. Весьма занятные козлы. Тебе какой по душе?
– Конечно, белый…
Как гостю Рагнер изначально отдал ей «белое войско», и она сделала первый ход. Несколько минут они играли молча, затем Рагнер проговорил:
– Седьмой день, как ты здесь, а твой муж не объявился. Что думаешь?
– Я говорила, что не уверена, придет ли он. Может, он даже мертв, – прикусила Маргарита здоровую сторону нижней губы.
– С такой отметиной, как у него на черепе, мертвецов мы не нашли… – переставил черного конника Рагнер.
– Аразак? – грустно усмехнулась Маргарита.
– Аразак. Появился в Тронте и изъявил желание помочь за вознаграждение… Он нам много чего рассказал: о городе и его слабых местах, о градоначальнике и вашем новом доме… Ну и о тебе.
– Даже знать не хочу, что этот человек вам рассказал, – ответила Маргарита, срезая черного конника Рагнера своим белым мудрецом.
– Неужели? – спросил он по-меридиански. – Аразак сказал, что ты была неграмотной… прачкой работала, что соблазнила того, кто на сорок лет тебя старше, вышла за него замуж сразу после траура. Ах да… Градоначальник еще от бывшего супруга тебя избавил – он же стал помехой. И убил твоего первого мужа тот человек, который, по твоим словам, надругался над тобой, – незаконный сын градоначальника. Еще Гюс считает, что ты и тот незаконный сын давно стали любовниками и он решил избавиться от тебя первым, пока ты не избавилась от него, как от первого супруга… Что скажешь?
Маргарита сжала губы от праведного гнева.
– Да никогда я не работала прачкой! – возмущенно ответила она на меридианском. – Я и медной монеты не получила за стирку тех проклятых простыней! Это выручка семьи была… А в замке я честной посудомойкой трудилась. Начистила, должно быть, тысячи тысяч тарелок! И супруг старше меня не на сорок лет, а на тридцать восемь с половиной. Ложь! И остальное – ложь! Хотя, нууу, – замялась она. – Про образование… Это правда – мой меридианский не очень хорош, а остальные науки и искусства еще хуже, особенно вышивание.