Он даже не смог в первый миг осознать, ЧТО именно вынырнуло перед ним из оранжево-красной тучи. Весь небосвод до горизонта, казалось, озарился каким-то непонятным сиянием, будто только что загорелись миллионы сверкающих огней различных окрасок и цветов радуги. Ослеплённый этим неведомым феноменом, он изумлённо проводил взглядом величественный корпус огромного монстра, и только сейчас поймал себя на мысли, что уже не преследует исчезнувший «мессер», а бессознательно сворачивает в сторону вслед за гигантом.
- Коля… - процедил он в микрофон Миронову осипшим голосом. – Ты видишь то же, что и я?
В ларингофоне раздались трески помех. Миронова нигде не было. Руднев покрутил головой, осматривая горизонт. Под ним клубилось раскинувшееся море облаков. Раздувшаяся разноцветная туча всё ещё продолжала переливаться всеми цветами радуги, а вращающаяся воронка спирали по-прежнему обрушивала в разные стороны десятки зигзагообразных молний. И никого. Пусто. До самого горизонта ни одного самолёта: ни вражеского, ни нашего, советского. Будто пропали все. Ни Миронова, ни Синявина, ни других машин. Только он и этот могучий монстр, в несколько раз превышающий его «ишачок» своей громадой.
Алексей никак не мог понять, куда все подевались, продолжая лететь за чудом техники на приличном расстоянии. Громадная машина, казалось, не заметила только что произошедшего в небе боя – настолько величественно и безмятежно продвигалась вперёд сквозь расступавшиеся перед ней облака. Они словно указывали дорогу, прокладывая для гиганта только им известный маршрут. Краем глаза командир эскадрильи успел заметить на фюзеляже какую-то таинственную надпись. Он протёр очки от запотевших испарений. В плексигласовой кабине было душно, и на фронтальном стекле выступила изморось. Находясь сейчас почти в центре вращающейся гигантской спирали, он видел издалека надпись: «АНТЕЙ», а чуть ниже синими буквами было выведено «АН-22».
Странно, такой модификации, а тем более названия, он не знал и в помине, хотя считался в авиаполку знатоком всех новых машин, выпускаемых военной промышленностью не только у себя на родине, но и за рубежом. Однако то, что громадный транспорт был советским, он не усомнился. Буквы-то были родными, до боли знакомыми.
Вероятно, «мессершмитт» свернул в сторону, а он прозевал его, не заметив, весь увлечённый новым величественным зрелищем. Громоздкий лайнер величественно шёл вперёд, не подавая никаких сигналов. Рации тоже молчали.
- Коля! – повторил попытку командир звена. – Слышишь меня? Куда все подевались? – он продолжал крутить головой, тем не менее, не теряя громадину из вида. – Отзовитесь! База, черти вас возьми! Что со связью? Где все? Синявин!
Тишина. Треск в наушниках. Какие-то странные помехи, свист и завывания магнитных вихрей. Нигде ничего, кроме таинственного свечения и внезапно навалившегося тумана. Руднев остался один.
Он повернул, потом ещё повернул, но простор был пустынен – ни одного самолёта. Только он и этот загадочный гигант.
И тут…
Произошло непонятное.
Капитан уже было настроился вызвать на связь таинственный экипаж, как рация ожила сама собой. Сквозь помехи послышались какие-то непонятные слова и фразы на русском языке, только язык этот был для Алексея каким-то чудным, едва узнаваемым. Однако суть улавливалась.
- Нас относит к северу… - донеслось в наушниках. – Координаты будто взбесились вместе с приборами! – голос был незнакомым, командир эскадрильи никогда его не слышал. Меж тем сквозь магнитные бури он различил:
- Непонятно, где мы находимся. Только что было жаркое солнце, и вдруг качнуло, провалило куда-то…
Очевидно, Руднев слышал сейчас переговоры экипажа таинственной громады, по-прежнему летевшей над облаками. Следуя за транспортом, он улавливал и другие голоса, говорящие на непонятном ему диалекте:
- Думаешь, нас швырнуло в какую-то воздушную яму?
- Одно знаю точно, мы сейчас в совершенно иной климатической зоне Земли.
- Не понял тебя???
- Поменялись климатические пояса, - объяснил сквозь помехи голос. Продолжая окидывать взглядом пустой горизонт с кроваво-красным шаром солнца, капитан ловил каждое слово. Пару раз пытался вставить свои фразы, чтобы узнать, с кем имеет дело, но его никто не слышал.