Миронов смущённо пожал плечами.
- Я хорошо знаю небо, Виктор Михайлович. Отлично разбираюсь в механике самолётов, причём как наших, так и немецких. Неплохо ориентируюсь по карте и маршрутам вылетов. На моём счету десяток сбитых «мессеров» и «юнкерсов». Вы знаете, что я прилежный и ответственный лётчик.
- Знаю, Коля, знаю.
- Но вот чтобы сразу вот так, с бухты-барахты осознать какие-то иные пространства или параллельные, как вы выразились, измерения, тут… - он виновато развёл руками. – Тут я бессилен.
Полковник участливо улыбнулся.
- Ничего. Мы с тобой это наверстаем. Я тебе постараюсь вкратце объяснить. Хотя, видит бог, и сам ни черта не понимаю. Я мало смыслю в физике и прочих науках. А тебе просто не хватило времени читать и учиться дальше. После училища сразу война.
Они ещё долго сидели у костра, иногда вставая и пробираясь средь обломков в грузовой отсек за той или иной вещью, которая, по их предположениям мола пригодиться в дальнейшем. Некоторые очаги пожара ещё продолжали тлеть. Запах расплавленной резины уже не так забивал нос и лёгкие. Под вечер стало подмораживать, и они укутались уцелевшими шерстяными одеялами, совершенно не предполагая, что так же поступали и двое пришельцев из иных времён: их сослуживец капитан Руднев и командир экипажа «Антея» Ефимов. Такой вот, собственно, парадокс времени.
У костра было тепло. В морозном небе появились звёзды. Было на удивление тихо, словно лес их встретил настороженным ожиданием чего-то неизвестного и неподвластного их разуму. Беседа продолжалась до полуночи. Виктор Михайлович рассказал Николаю ту информацию, которой сам располагал на данный момент. К концу беседы двадцатилетний младший лейтенант Коля Миронов уже более-менее различал понятия «пространство», «параллельное измерение» или «иные миры» - настолько, насколько их понимал сам полковник. И это было неудивительным, поскольку командир авиаполка всё же принадлежал временам сороковых годов, задолго до полётов в космос и открытий учёными «кротовых нор» с червоточинами времени.
Дежурили по очереди, на всякий случай, имея наготове пистолеты.
Несколько раз вблизи шмыгали лисицы, вдалеке бродили более крупные животные: то там, то там слышался рык или хруст веток.
- Как бы нам к медведям на завтрак не попасть, - кутаясь в одеяло у костра, пошутил полковник. Он спал первым.
-Утром разбужу, и двинемся на восток. Будем ориентироваться по взошедшему солнцу. Может, всё же выйдем к берегу Ладоги.
- Я уже не уверен, - печально отозвался Николай, подбрасывая ветки в костёр. – Кругом сплошной непроходимый лес, замёрзшие болота и ни одной живой души.
В этот день они так и не увидели следов двух пары ног, оставленных в стороне от их привала. Следы эти уводили в совершенно противоположную сторону. Это были снегоступы Руднева с Ефимовым.
А ещё они не обнаружили оставленную записку, которую Андрей Степанович написал, отправляясь с капитаном в глубину леса.
Глава 4
Несуществующий в реальном измерении лес.
Зима 1782-го года.
16 часов 45 минут по местному часовому поясу.
Между тем в селении крестьян происходило следующее.
Когда Ефимов устало поднялся с лавки, ожидая деревенскую делегацию во главе с Морозовым, он не предполагал, что к ним явится он сам, вместо того, чтобы пригласить в свою усадьбу. Видимо, любопытство было настолько сильным, что местный голова сам лично решил пожаловать в гости к Серафиме, где остановились загадочные незнакомцы.
В избу ввалилось сразу несколько человек, кланяясь Андрею Степановичу ещё с порога. Следом степенно и чинно вошёл сам Морозов, в богатом полушубке, отороченном мехом соболя, с окладистой бородой и дежурной улыбкой во всё хитроватое лицо.
- Здравица вам, барин! Не обессудьте, что не зову к себе на постой. Крыша у меня прохудилась, мужики с топорами почитай весь день шуму наводят. Позвольте представиться: граф Морозов. Владелец этих земель и имения, дарованного мне нашей матушкой императрицей.
Он поклонился. Ефимов тоже склонил в знак приветствия голову, начисто забыв из истории, каким макаром здесь положено себя вести. Выглядывающие из сеней крестьянские лица рассматривали незнакомца с почтительным любопытством. Андрей Степанович представился официальным тоном.