Шейла посмотрела на две сигареты, которые он вынул из кармана, и почувствовала, что воля покидает ее. Что может случиться за пять или десять минут? Промежуточная Станция может поработать и без нее.
— О’кей, — сказала наконец она, — но только несколько минут.
— Конечно, моя девочка, — согласился Деккер. — Есть ли здесь местечко, где никто нас не найдет?
— Конечно же есть, — сказала Шейла, указывая на пустое пространство пола между двумя стеллажами с аппаратурой.
— Отлично, — сказал Деккер, направляясь вместе с ней на указанное место.
Через несколько минут Деккер зажег сигареты и воздух наполнился ароматным дымом.
— Затянись поглубже, — сказал он. — Ну‑ка.
Шейла поднесла сигарету к лицу и глубоко вдохнула носом дым. У него был приятный запах, он щекотал ноздри и легкие, согревая ее и сбрасывая с плеч груз обязанностей.
— Чувствуешь себя лучше? — спросил Деккер.
Шейла кивнула и мимолетом вспомнила о Лене, желая, чтобы он был рядом с ней, а не Деккер.
Деккер же сел рядом с ней и обнял рукой ее плечи. Она сначала хотела убрать ее, но, затем, расслабившись еще немного, подумала, что нет ничего страшного в том, что Деккер обнимает ее за плечи; ведь это ничего не означает.
— Ты, ведь, с Цинтии, да? — спросил Деккер.
— Об этом мне сказала Дея.
— Да, — ответила Шейла, за многие недели в первый раз расслабившись по настоящему. Она облокотилась на руку Деккера, чувствуя, как усталость медленно покидает ее. “Это правда хорошая травка, — подумала она, — гораздо лучше, чем многие”.
— А правду говорят о цинтианских девушках?
— А что говорят о цинтианских девушках? — спросила Шейла, с удивлением обнаружив, что подвигается ближе к Деккеру. Ей стало казаться, что он вовсе не такой уж некрасивый. “Может, это сигареты”, — подумала она, она слышала, что бывают такие. С чем‑то вроде “к’пека” внутри.
— “Разве это может быть? А какая, к черту, разница?”
— Ты сама знаешь, — ответил Деккер.
— Нет, — ответила она дразня его: она прекрасно знала истории о цинтианских девушках.
— Ну, ладно. Ты прекрасно знаешь это учение о Жизни и все прочее.
— Ах, это, — сказала Шейла, чувствуя, как рука Деккера сползла с ее плеча и легла на грудь. Это ей страшно понравилось. Ей нравился Деккер. Ей нравился весь мир. — Моя мать была трайбалисткой, но отец был ортодоксом рестоврационистом.
— А кто ты? — спросил Деккер.
— Не знаю, — ответила Шейла, подвигаясь еще ближе к Деккеру и кладя руку ему на бедро. Она удивлялась, почему он ей тогда не понравился. — Думаю, и то и другое понемногу. В одном случае одно, а в другом другое.
— А кто ты сейчас? — спросил Деккер, рывком расстегнув кнопки ее блузы. Его рука вошла в отверстие, проникла под бюстгальтер и сомкнулась на нежной голой коже.
— Скорее трайбалистка, — сказала Шейла глядя на огоньки пультов и удивляясь, почему она раньше не замечала, какие они красивые.
— Хочешь снять это?
— У–гу.
Деккер помог ей снять блузу, но молнии на брюках расстегнула она сама и сняла их без его помощи. Следом, в кучу одежды полетело ее скудное белье.
— Ты тоже раздевайся, — сказала она, чувствуя себя очень тепло и уютно. Волновало ее лишь то, каким великолепным мужчиной был Томми Деккер, и как она хотела его.
— Ты уверена, что мы здесь в безопасности? — вдруг неуверенно спросил Деккер.
— Тут уже много часов никого не было, — сказала Шейла глубоко затягиваясь сигаретой.
Деккер снял штаны, показав ей свое собственное возбуждение, но почему‑то мешкал снимать рубашку.
— Ты тоже, — сказала Шейла, чувствуя, что уже не может спокойно говорить. Она страшно хотела Деккера, но он должен был подыграть ей. Если она голая, то и он обязан быть. — Давай, или я не буду делать это с тобой.
— Хорошо, крошка, — он снял рубашку и швырнул ее в угол. Сняв оставшееся белье, он предстал перед ней нагишом, как она сама.
— Будь нежен, Томми, — сказала она, ложась и широко расставляя ноги.
Деккер опустился на нее, а затем вошел в нее.
Она глубоко вздохнула. Это было прекрасно. Боже, она не знала, что это может быть так прекрасно!
— О! Томми! Давай, давай Томми, давай же, ну.
Вселенная взорвалась диким воем!
— Что это?! — закричал Деккер, вскочив и бросившись к одежде.
— Тревога! — ответила Шейла. Эйфория смешалась со страхом, когда память и рассудок вернулись к ней — стрелка была почти у красной отметки! Автоматика не обнаружила этого, а она… Она не переключила поток энергии.
Она вскочила и, не обращая внимания на одежду, побежала через комнату к стеллажу, на котором был установлен подозрительный блок. Стрелка находилась посередине красного поля, но энергия продолжала течь и блок уже горел.
Она переключила энергию на соседний блок, но он тоже находился на пределе. Добавочный поток моментально вывел и эту стрелку на красную шкалу. В этот момент сработала автоматика, но она слишком опоздала. Произошло наихудшее Один из перегруженных блоков вышел из строя, энергия была переведена на другие, которые, в свою очередь, так же не справились с возросшим потоком, друг за другом выходя из строя. На стеллажах замигали красные лампочки, с надрывом выли сирены.
— О, Боже, о, Боже! — воскликнула Шейла. — Что же я натворила?!
Электричество запрыгало сумасшедшими молниями, когда все блоки вышли из строя от перегрузки. Взрывались предохранители. Электрические шины размыкались одна за другой. Затем, неожиданно все кончилось — вышла из строя вся подстанция.
И Шейла, голая, испуганная Шейла, погрузившись в кромешную тьму закричала.
33
Уже двадцать пять стандартных дней три звездолета кружили на орбите Промежуточной, ожидая и надеясь. Мужчины и женщины смотрели на часы, за медленно уходящими секундами минутами и часами, приближающими момент, когда с Земли прибудут корабли со сменой, когда они смогут очутиться на Земле, в безопасности, если это можно было назвать безопасностью, когда джиллы продолжали вести войну.
Странное двойное чувство охватило большинство членов команды этих кораблей, когда они свыклись со своим положением. С одной стороны, шли дни и вероятность возвращения джиллов все более и более увеличивалась. Не ясно почему, но все были уверены, что задача джиллов оставалась не выполненной, пока Промежуточная продолжала передавать сообщения с Адрианополиса на Землю и с Земли на Адрианополис, а она продолжала это делать несмотря на ограничение своих возможностей и несмотря на аварию, которая вывела из строя одну из основных подстанций центра модуляции. Несмотря на все это Промежуточная станция продолжала выполнять свои функции, и джиллы несомненно вернутся рано или поздно, чтобы исправить это упущение.
И, в месте с ростом напряжения, возникало совершенно противоположное чувство, вызванное мыслью о том, что с Земли им на помощь спешит смена. Их корабли уже взлетели из Лу–напорта и покинули Солнечную систему. Теперь они были в восьми днях полета от Земли и, если бы не несчастье — о чем никто на борту звездолетов, находящихся на орбите Промежуточной, еще не знал, они вошли бы в планетную систему Промежуточной через шесть дней.
Еще шесть дней и Капитан, нет, Адмирал Брейсер мог бы передать свои полномочия прилетевшим на смену офицерам, а три потрепанных звездолета могли бы с чистой совестью вернуться домой, полные гордостью за то, что поступили, как герои. Ведь, они могут даже получить медали за это. Старик — так тот точно получит.
И вот, стандартные минуты перерастали в стандартные часы, а те, в свою очередь, становились стандартными днями. Они могли подождать еще немного. Они могли!
Иногда, когда время тянулось особенно медленно, когда разговоры становились скучными, а игры в шахматы теряли остроту, когда учебные стрельбы действовали на нервы, а воспоминания были невыносимы, Брейсер думал о кораблях, идущих с Земли. Он представлял, как они сейчас выглядят: затерянные в глубинах космоса, четыре огромных сферы из металла и парастекла, чистые, без вмятин и шрамов, ощетинившиеся энергетическими пушками, утыканные торпедными люками и нашпигованные ракетными установками, отражающие звездный свет своими полированными поверхностями. “Конечно, их сейчас трудно увидеть невооруженным глазом, — размышлял он, — на сверхсветовой скорости они — как приведения, полупрозрачные во время своего мгновенного пребывания в реальном пространстве. Но, все же, они наверняка очень красивы”.