— Да, так принято у нас на корабле. Ну как вы, Генерал? — Брейсер пока еще не освоился с тем, что может говорить с генералом на равных. Он изо всех сил старался не пихать слово “сэр” в каждую фразу, которую говорил Гровинскому, даже несмотря на то, что, как боевой офицер, он имел даже более высокое звание, чем Гровинский.
— Превосходно, превосходно, — сказал комендант Промежуточной Станции. Он сделал паузу. — Адрианополис только что передал сверхсрочное сообщение на Землю. Мне было позволено узнать его содержание.
— Ну? — спросил Брейсер, когда Гровинский вновь сделал паузу. — Так, что же это?
— Адмирал Мазершед, — с триумфом произнес Гровинский.
— Что с ним?
— Он в нескольких световых годах от Адрианополиса!
— Он вернулся? — спросил Брейсер, неожиданно заразившись воодушевлением Гровинского.
— Почти, — сказал Генерал. — Порт Абель только что получил сверхсветовой зонд, в котором говориться, что он приближается к системе на максимальной субсветовой скорости.
— Субсветовой? — с беспокойством спросил Брейсер.
— Да, — спокойно ответил Гровинский, как будто это было ничего не значащим пустяком. — Кажется, у него проблемы со сверхсветовыми генераторами.
— Что‑то серьезное?
— Я не знаю. В сообщении не было ничего об этом сказано.
— Сколько у него кораблей?
— Я там не говорилось об этом.
— Генерал, вы хотите сказать, что он даже не сообщил о том, сколько потерял кораблей?
— Да, не сообщил, — в голосе Гровинского чувствовалось раздражение, как будто его спрашивали обо всем этом из чистого удовольствия, чтобы поддержать светскую беседу.
Брейсер не обратил на это внимания.
— Так, что же сказал Мазершед?
Гровинский сразу же повеселел.
— Он сказал, что имеет информацию, которая принесет нам победу. Он обнаружил цели. Ну, как тебе эта новость?
— Превосходно, — ответил Брейсер, моментально забыв свои страхи по поводу того, что Мазершед был на субсветовом двигателе так далеко от Адрианополиса.
— Возможно, это именно то, Брейсер, чего мы так долго ждем.
— Если Альбион Мазершед говорит, что имеет информацию, которая позволит нам выиграть войну, то я ему верю.
— Вы его знаете? — в глазах Гровинского было нечто, напоминающее кумиропоклонничество.
— Я служил у него несколько лет. Он один из лучших наших командиров.
— Мне говорили об этом.
— Не уверен, мог ли кто‑либо, кроме него, совершить подобное, — Брейсер чувствовал, что сам восхваляет его, но не стеснялся этого — Альбион Мазершед был героем от Бога, — провести флот глубоко в тыл врага и провести разведку боем. Признаюсь, я даже не верил что такое возможно.
— И он сделал это, Брейсер.
— Да, сделал.
— Я сообщу если будет еще информация.
— Да, я прошу вас, генерал, — Брейсер помолчал немного, а затем задал еще один вопрос. — Генерал, станция еще в состоянии работать?
Гровинский помрачнел на мгновение.
— Не стоит беспокоиться, Брейсер. Мы смогли исправить почти все, что натворила эта глупая девчонка, — ответил Гровинский — Думаю, вы слышали эту историю?
Брейсер улыбнулся.
— Да, это что‑то о связистке–технике и ее приятеле, которые накурились наркотиками во время дежурства.
— Вот, именно, — сказал Гровинский. — Но знаете, Брейсер, я почти сочувствую этой девчонке. Все здесь находятся под очень большим стрессом и поэтому начинают вытворять глупейшие вещи.
Они замолчали, а потом генерал сказал:
— Думаю, я скоро снова свяжусь с вами, адмирал.
Брейсер кивнул, и изображение Гровинского исчезло с экрана монитора. “Будь я проклят, — подумал Брейсер. — Альбион вернулся! Боже, как бы мне хотелось быть сейчас рядом с ним!”
Ненавидя джиллов еще больше за то, что они не позволили ему испытать этот триумф, он нажал на кнопку, вызывая дежурного связиста.
— Да, сэр?
— Проинформируйте Капитана Максела и команду, что Адмирал Мазершед связался с Адрианополисом. Похоже, он выполнил свою задачу.
— Правда?! Есть, сэр. Будет сделано, сэр.
— Кроме того, передайте об этом Капитанам Мидавар и Бугиоли.
— Й–йесть, сэр, — связист не мог скрыть свое возбуждение.
Брейсер улыбнулся и отключил связь. Гром и молния, а ведь мы можем пережить весь этот ужас, в конце концов.
36
На лице Ладисласа Руско было умиротворенное выражение, когда он вынул искусственную систему питания из отверстия в животе. Трубки вышли из отверстий в его плоти с хлопком, который Мишель Бритт нашла чрезвычайно отвратительным, но она продолжала улыбаться ему.
— Ты очень добра, что приготовила мне еду сегодня утром, дорогая Мишель.
— Это самое меньшее, что я могла сделать, — сказала Мишель, снова ложась в помятую постель и устремляя взгляд в потолок. — Ты покидаешь меня, и я хотела, чтобы ты хоть немного помнил обо мне.
— Я буду помнить тебя, драгоценная, — сказал Руско, глядя на нее с выражением эмоционального голода на тонких чертах своего лица. — Я навсегда запомню то, что у нас с тобой было. Знаешь, это начало любви между разными существами: мной, джиллочеловеком и тобой, женщиной. Возможно, если божий разум подскажет нам путь, нашими новыми любовниками станут братья со звезд.
— Возможно, — сказала Мишель.
Руско встал и подошел к раковине, где тщательно вымыл свою искусственную пищеварительную систему.
— Извини, но я должен идти, — сказал он, — я сделал здесь все, что мог. Есть другие города, которые мне надо посетить и другие люди, которым я должен передать свое послание.
— Да, — равнодушно произнесла Мишель, расправив длинные волосы на подушке, и затем опустив руки на свое обнаженное тело. Наконец, она повернулась и посмотрела на Руско. Когда он стоял к ней спиной было незаметно, что он с собой сделал. Его изуродованный живот был не виден, правда бросалась в глаза пугающая худоба его обнаженного тела и отсутствие волос.
— Чем ты теперь будешь заниматься, Мишель? — спросил он, окончив мытье своего прибора и повернувшись к ней.
Перед тем, как ответить, она некоторое время думала о том, какой же мерзкой тварью он был: уже не человек, но больше человек, чем джилл. Монстр. Вот, кто он такой. Просто монстр. Она посмотрела на его половые органы, выглядевшие странно без волос, вспомнила как они ощущались внутри нее, как она наслаждалась и ненавидела их, как эта тварь одновременно притягивала и отталкивала ее, и как в глубине души она ненавидела его так, что даже не могла выразить этого.
— Не знаю, — ответила она.
— А вообще, как ты живешь? — спросил он. — мы никогда не говорили об этом раньше.
— Просто живу, — спокойно ответила Мишель, — у меня есть Доул и мне достаточно ее для повседневного комфорта, а если мне хочется чего‑нибудь покруче, то всегда находится куча мужиков, способных дать мне это.
— Да, у тебя не было недостатка в мужчинах, — сказал Руско, — я уверен в этом.
— Да, не было, — согласилась Мишель.
— Тогда, почему я? — вдруг отважился, наконец, спросить Руско перед самым уходом.
— Когда‑то у меня была сестра, — сказала Мишель, как бы не услышав его вопроса. — У тебя есть родственники, Ладислас?
— Все живущие — мои братья, и сестры, — заявил он, садясь на любимого конька.
— Нет, — нет, сказала Мишель, усаживаясь на постели, — я имею в виду настоящих братьев и сестер.
— Нет, я был в семье единственным ребенком. Родители поженились довольно поздно. У меня есть брат на Ромбеке — сын моего отца, но я никогда не видел его.
— Когда‑то у меня была сестра, — снова сказала Мишель, глядя в окно мимо Руско. — Она была меньше ростом и темнее, чем я. Нас с трудом можно было назвать сестрами.
— Мы все братья и сестры, — сказал Руско медленно приближаясь к ней. — Мы все должны любить друг друга. Так, как наше наследие есть божественная Вселенная.
— Ты много говоришь о любви, Ладислас, — сказала Мишель.
— Мне должно говорить о любви, дорогая Мишель, ведь в любви есть наше спасение, — он улыбнулся. — Разве я не научил тебя любви?