Стихи являются только как результат сильных потрясений — радостных и трагических, считал Мандельштам. Что ж, спокойных, безмятежных дней у него не было, душа передышки не знала. Наденька была также источником вдохновения и беспокойства, а кроме того — советчиком и душевной опорой. Не берусь назвать самые пронзительные посвящения поэта женщинам, которым он поклонялся, но то, что обращено к жене, также принадлежит мировой лирике.
Россия, чудовищные тридцатые — другого места и времени нет на земле для подобной лирики.
Еще не умер ты, еще ты не один,
Покуда с нищенкой-подругой
Ты наслаждаешься величием равнин,
И мглой, и холодом, и вьюгой.
………………………………………....
Несчастлив тот, кого, как тень его,
Пугает лай и ветер косит,
И беден тот, кто сам полуживой,
У тени милостыню просит.
Стихи написаны в середине января 1937 года.
Почему-то за высокими примерами женской верности и жертвенности мы обращаемся к античным временам, самые близкие к нам образцы, ставшие хрестоматийными,— жены декабристов. Но вот же наша современница, лицом к лицу — Надежда Мандельштам. Добивается, чтобы вместе с мужем отправили под спецконвоем и ее — в ссылку, в Чердынь. Она и во Владивосток, на гибельную Вторую речку кинулась бы за ним, только бы позволили.
Вот документ чрезвычайной силы и достоинства. Обращение в столь недосягаемый, могущественнейший адрес — как к самому Богу, уж всегда по имени-отчеству, «Вы»— с большой буквы. Ничего этого нет в письме, а главное — ни слова мольбы. Документ этот никогда не объявлялся, кажется, нигде не вспомнила о нем сама Надежда Яковлевна,— видимо, написано было в единственном экземпляре и — кануло.
«Москва, 19/I—39 г.
Уважаемый товарищ Берия!
В мае 38 года был арестован поэт О. Э. Мандельштам. Из его письма мне известно, что он осужден ОСО на 5 лет СВИТЛ за КРД. В прошлом у Мандельштама имеется судимость по 58 ст. (за контр. револ. стихи).
Вторичный арест 38 года явился полной неожиданностью. К этому времени Мандельштам закончил книгу стихов, вопрос о печатаньи которой неоднократно ставился С.С.П. Мы скорее могли ожидать его полного восстановления и возвращения к открытой литературной деятельности, чем ареста.
Мне неясно, каким образом велось следствие о контрреволюционной деятельности Мандельштама — если я — вследствие его болезни втечение ряда лет не отходившая от него ни на шаг — не была привлечена к этому следствию в качестве соучастницы или хотя-бы свидетельницы».
Строки, если вдуматься, безумные: жена осужденного просит — кого, Берию! — считать ее соучастницей, идет на костер.
«Прибавлю, что во время первого ареста в 1934 г. Мандельштам болел острым психозом — причем следствие и ссылка развернулись во время болезни. К моменту второго ареста Мандельштам был тяжело болен физически и психически неустойчив.
Я прошу вас:
1. Содействовать пересмотру дела О. Э. Мандельштама и выяснить достаточны ли были основания для ареста и ссылки.
2. Проверить психическое здоровье О. Э. Мандельштама и выяснить закономерна ли в этом смысле была ссылка.
3. Наконец, проверить не было ли чьей-нибудь личной заинтересованности в этой ссылке.
И еще — выяснить не юридический, а скорее моральный вопрос: достаточно ли было оснований у НКВД, чтобы уничтожать поэта и мастера в период его активной и дружественной поэтической деятельности.
Надежда Мандельштам
ул. Фурманова № 3/5 кв. 26
тел. 2.64667».
Письмо подшили в «Дело по обвинению Мандельштама О. Э.» под грифом «секретно». Там оно хранится и поныне: лист дела — пожелтевший, самый длинный в папке, а потому пообтрепавшийся снизу. Чтоб не торчал, его с опозданием подогнули.
Черные сочные чернила. Нет, тушь.
«Проверить психическое здоровье…»
Осипа уже не было, он умер 23 дня назад.
Глава 2
Он был разным — самоуверенным и растерянным, неприступно-настороженным и легковерным, эгоистичным и отзывчивым, скаредным и бескорыстным, ядовито-колючим и обходительным, агрессивно-злым и кротким. В высшей степени обаятельным и совершенно невыносимым для окружающих.
Но почти всегда — беспомощным.
Привязанности, увлечения, влюбленность — все это, конечно, не миновало его чуткую душу. Тут более чем в обыденности, поэт был беспомощным и подневольным.