Однако многие факты свидетельствуют о том, что эстонский министр внутренних дел Хейки Арике уже знал о катастрофе в 1.30 по эстонскому времени, поскольку Анди Мейстер, в то время министр транспорта, а позднее председатель комиссии JAIC, пишет в своей книге «Неоконченный вахтенный журнал», что в эту ночь ему позвонил министр внутренних дел Хейки Арике и сообщил, что «Эстония» уже легла на правый борт и что все говорит за то, что на судне был произведен взрыв.
Многие факты свидетельствуют, что министр внутренних дел Эстонии получил эту информацию из первых рук. Но почему именно он? Этот вопрос до сих пор никем поднят не был.
Однако есть указания на то, что Хейки Арике был связан с «Эстонией» неким особым образом. В 1993 году он использовал свой пост для того, чтобы подписать разрешение на вывоз оружия и его поставку в третьи страны (обходными путями оно должно было доставляться в Чечню). При погрузке оружия на паром возникали осложнения с эстонской таможенной службой. В связи с этим Арике иногда вынужден был сам появляться в порту, чтобы оказывать соответствующее давление на таможенников. Возникло даже судебное обвинение против него, однако чиновник был освобожден от него, поскольку суд последовал представлениям его адвоката, утверждавшего, что перевозка оружия могла осуществляться и без разрешения министра внутренних дел, так как для такой операции документ, подписанный министром, был излишним.
Когда в мае 2001 года я позвонила лично ему и хотела задать вопросы, касающиеся этого дела, он не только отклонил такую возможность, но еще и обругал меня и мою эстонскую переводчицу грубейшим образом.
Карл Бильдт объявил информацию о гибели «Эстонии» закрытой темой и вместе с несколькими доверенными лицами зашел в соседнее помещение государственной канцелярии. Оттуда он вел до раннего утра непрерывные телефонные переговоры. К сожалению, теперь не представляется возможным установить его собеседников, но известно, что многие переговоры он вел на английском языке. Возможно, именно отсюда исходили наиболее важные решения, определившие ход дальнейших событий.
В Хельсинки уполномоченный правительства по связи с прессой был проинформирован из Турку полковником Тиликаиненом, руководителем спасательной операции, только в 4.50. Пресс-атташе в 4.55 известил финского премьера Эско Ахо, а в 5.40 и все финское правительство. В 6.00 президент Эстонии Леннарт Мери подписал во дворце Кадриорг официальное сообщение о гибели «Эстонии» и об объявлении государственного траура. Однако одна часть этого сообщения настораживает: «…Я дал указание об образовании независимой комиссии, чтобы расследовать все относящиеся к этой трагедии обстоятельства и действия всех причастных к этому государственных служб».
Подписывая это сообщение, Леннарт Мери одновременно сделал и заслуживающий особого внимания шаг: оказывается, должен расследоваться не только сам факт гибели парома, но и работа всего государственного аппарата, то есть всех министерств, ведомств и управлений, как если бы налицо был факт, который кажется ему особенно весомым. К этому следует добавить, что уже до полудня было начато уголовное расследование.
Знали ли в эстонских правительственных кругах нечто большее, что утаили от общественности, а потом так и оставили скрытым под сукном?
Директора эстонской судоходной компании Йохан Иоханссон и Тойво Ниинас сочинили формулировку для прессы уже ранним утром этого дня: гибель «Эстонии» — результат заговора. Иоханссон выразился в своем интервью агентству Reuter 28.09.1994 года еще более конкретно: компания «Эстлайн» в течение этого года неоднократно получала предупреждения, что на Балтике может произойти «несчастный случай». Позднее автор этого заявления не захотел его обсуждать с журналистами.
Когда в мае 2000 года я попыталась вступить в контакт с Иоханссоном, он передал мне через посредника, что по вопросам, связанным с гибелью «Эстонии», он не дает интервью.
Уже перед полуднем Карл Бильдт и министр транспорта и коммуникаций Мате Оделл и несколько их советников составили план действий по созданию аварийной комиссии в целях расследования катастрофы.