Вот и сейчас Маркин не сказал посетителю, казначею баптистской общины, он же — главный бухгалтер треста «Очистка», Павлу Павловичу Постникову правды о времяпрепровождении хозяина:
— Готовят проповедь, Пал Палыч!
Постников понимающе улыбнулся и, пренебрегая предупреждением, зашагал к дому. Сторожевой пес, по имени Султан, соблюдая хороший тон, чуть-чуть заворчал, но вдруг улыбнулся и приветливо зашевелил хвостом. Постников скрылся в двери домика, сопровождаемый насупившимся Маркиным. Старик был, видно, более предан хозяину, чем собака.
Казначея ввели в комнату, предназначенную для приема гостей. Вдоль стен чинно стояли стулья, посреди комнаты — овальный стол, крытый бархатной скатертью. На этот раз стол был сдвинут в угол, бухарский ковер откинут. Негромко играл патефон. Хозяин дома, Халюзин, танцевал с молодой красивой женщиной. По-модному подстриженная русая бородка подчеркивала выразительные черты его актерского лица. Ничего развязного или, тем более, непристойного в танце не было. Хозяин вел даму плавно, будто в старинном менуэте, хотя пластинка добросовестно выдавала синкопы.
— К вам Пал Палыч…
Услышав за дверью густой голос Маркина, дама юркнула в другую дверь, а Халюзин произнес надменно:
— Во имя божье, войдите!
Постников пришел рассказать об охватившем его беспокойстве, а заодно и попросить совета. Поспел богатый урожай на «собственном» пригородном огороде Постникова, сумевшего неизвестными (но пресвитеру известными) способами отхватить у колхоза большой земельный участок.
— А как теперь продашь этот урожай?! Придираться стали к частным предпринимателям — огородникам. Читали в газетах, брат пресвитер?
— Не интересуюсь, брат Постников, — хмуро ответил пресвитер. — Мне надлежит печься о духовном урожае, а не о земном.
Постников озлился:
— А дамочки — это тоже для святости?
Халюзин внимательно, как бы с сожалением поглядел на казначея:
— Именно. Не токмо о спасении братьев, но и сестер молюсь денно и нощно.
И ведь такой недоступный вид принял, что Постников оробел. А может быть, вопреки всему тому, что казначей знает о своем пресвитере, он и взаправду святой человек?
После ухода приунывшего Постникова пресвитер позвал Федора Маркина:
— Слышал?
Федор и не попытался скрыть, что подслушивал. Утвердительно потряс бородой.
— В таком случае, распорядись.
Федор мрачно посмотрел из-под насупленных бровей:
— Значит, опять за полцены урожай для вас скупить? Эх, бог-то все видит!
— Для бога и хлопочу. Надо молитвенный дом ремонтировать.
Федор хотел сказать еще что-то, но махнул рукой и, тяжело ступая, вышел из комнаты. Тотчас же вернулась. Лидия:
— Андрюша, мне пора. Муж скоро притащится домой.
Трудно понять, всерьез ли ответил ей пресвитер:
— Грешно, грешно обманывать мужа.
Он привлек ее к себе.
Лидия тихо спросила:
— Может, развестись?
Пресвитер ответил со вздохом:
— Помолись господу. У него много путей, и все праведные. Ну, иди.
По набережной медленно шли муж Лидии Колосов и его четырнадцатилетий сын Женя. Колосов — высокий, плечистый, чуть сутулый. У него грустные серые глаза и спокойная линия рта. Сын почти во всем повторяет черты отца. Они стараются не говорить о мачехе, но то и дело о ней говорят. Сегодня опять она была резка и неприветлива. Собственно, она их обоих выставила за дверь, порекомендовав пойти пообедать в столовую.
— Я вам не домработница! И не повариха!
Ну, что же. В столовую так в столовую. Им не впервой!
А вот и речной ресторан «Чайка».
— Зайдем, Женя!