— То есть обвиняет его в убийстве? — уточнила судья.
— Да. А он мне в ответ: пусть говорит! Я опять: неужели это ты сделал?
— И что же он вам тогда ответил? — спросила судья. В зале была мертвая тишина.
— Ответил: а хоть бы и я!
— А вы свои показания у следователя помните? — спросила председательствующая. Тут в протоколе записано иначе: «Ответил, что это сделал я».
— Неправильно записано! — решительно возразил Коваленко.
— Разрешите мне, — сказал Куракин. — Разве это не одно и то же: «хоть бы и я» или «это сделал я»?
— Ну, нет! — воскликнул свидетель.
— Другой оттенок мысли, — сказала судья. — В первом случае — предположение, а во втором — утверждение.
— К чему же в таком случае подсудимый вообще сказал вам эту фразу: «А хоть бы и я»? — спросил Куракин.
— А у него это в характере — пошутить, — ответил свидетель. — Он ради шутки и другое нам сказал: будто бы Саня не отдал проигранного фотоаппарата.
— А разве он отдал?
— Отдал!
— А куда же аппарат делся? У Новожилина при обыске не обнаружен.
Коваленко смущенно ответил:
— Это у его мачехи надо спросить. Ленька… Леонид дал мачехе спрятать… А она потом отказалась…
— Врет парень! — закричала Воронина. — Я у нее спрашивала. Не давил он аппарата!
— Достаточно! — сказала судья.
Далее давала показания соседка Ворониной и ее сослуживец по работе в зоологическом саду, Новицкая, вызванная по ходатайству защиты.
Новицкая, пожилая женщина, заведующая райторготделом, жила рядом с Ворониной. Свидетельница была в курсе ее семейной жизни, знала ее сына Саню и ее сожителя Вдовиченко. Особой дружбы между соседями не наблюдалось. Однако они поддерживали хорошие отношения.
— Саню я знала еще мальчиком десяти-одиннадцати лет, — сказала Новицкая. — Ничего дурного я за ним не замечала, мне и сейчас непонятно, почему он попал в исправительную колонию. Это был мальчик привлекательный и одаренный, с удивительно развитым чувством справедливости. Мне показалось, что он страдал не столько от самой отправки его на исправление, сколько от сознания несправедливости со стороны родной матери. Видимо, это острое чувство в подросшем Сане усилилось. Он вернулся не то что озлобленным против матери, а скорее — со страстным желанием доказать ей ее неправоту. После его возвращения я несколько раз беседовала с ним. Это чистый юноша, несмотря на все перенесенное. Он рвался к учебе. Были у него и любимые книги: «Как закалялась сталь» и «Повесть о настоящем человеке», он привез их с собой из колонии. Я недавно его спросила: кем бы ты хотел быть, Саня? А он говорит: «Пашкой Корчагиным!» А потом немного подумал и добавил: «И Мересьевым тоже! И Юрием Гагариным!» Это прозвучало по-детски, но так искренно, что сердце мое обрадовалось!
— Не знаете, какие отношения были между Ворониной и Вдовиченко? — спросила судья.
Свидетельница пояснила, что отношения у них, видимо, хорошие, но что, по ее наблюдениям, Воронина целиком находится под влиянием Вдовиченко, который «командует ею».
— А как относился Вдовиченко к Сане?
Свидетельница слегка замялась. Ничего «такого» она не замечала, но однажды слышала через забор, как Воронина сказала Вдовиченко:
— Чем он тебе мешает?
А он отвечал сердито:
— В дела мои встревает. Надоело!
— А вы твердо знаете, о ком именно шла речь? — спросил обвинитель.
Свидетельница ответила, что она может лишь предположительно назвать Саню.
— Скажите, а вам из сарайчика были бы слышны крики и шум борьбы?
Свидетельница несколько опешила при странном вопросе обвинителя. Подумав, она ответила:
— Скорее всего, услышала бы. Сплю я чутко…
Защитник выругал себя в душе, что ему не пришло в голову задать этот вопрос, и спросил:
— Сам ли приехал к матери Саня или его привезли?
— Привез милиционер.
— Больше вопросов нет? — спросила судья.
— Еще один или два, — привстал адвокат. — Но я хотел бы спросить сначала свидетельницу Воронину…
— Воронина, встаньте, — сказала судья.
— Правда ли, гражданка Воронина, — спросил адвокат, — что вы на второй день после исчезновения сына побелили сарайчик, в котором он ночевал? С чего бы это?
В зале наступила настороженная тишина. Воронина помолчала и тихо произнесла скорбным голосом;
— Да я ведь тогда не знала, что сын убит…
— Это верно, — подхватил адвокат, — но с другой стороны, так или иначе, произошла беда, исчез сын, материнское волнение велико, и вдруг мать занимается столь прозаическим делом, как побелка, да еще того помещения, из которого пропал ее сын. Впечатление такое, что освободившееся наконец помещение приводится на радостях в исправный вид!