Автором этой версии является мать убитого. Оставим же на ее материнской совести эту ничем не подкрепленную выдумку, как и выдумку о том, что убитый был сначала выведен из строя ударом в пах, а затем удушен. Кто это здесь удостоверил? Никто!
В зале пронесся вздох, казалось, все двести присутствующих вздохнули одной грудью. Адвокат окончательно понял, что «победителем» в процессе будет не он…
— Граждане судьи! — чуть повысил голос Куракин. — Вы, должно быть, подумали в эту минуту по моему адресу: а где ты был раньше? Почему до сих пор ты считал нарисованную тобой картину убийства возможной, а сейчас сам же отрицаешь ее? Это правильный упрек. Но ведь для того у нас и существует гласный суд и полная демократичность судопроизводства, чтобы истина всплывала на суде вопреки предвзятости, хотя бы и идущей из лучших предпосылок!
Куракин задумался и продолжал после тяжелого вздоха:
— Мать — это большое слово. Матери мы верим. Вот я и поверил настойчивому показанию матери о фотоаппарате, ну, поверил с ее слов и в признание подсудимого свидетелю Коваленко. Правильнее сказать, я воспринял слова Коваленко именно в этом смысле и именно потому, что так ориентировала меня мать убитого. Но мы слышали здесь Коваленко. Поразмыслив, я, как вероятно и вы, вижу, что никакого признания не было, была лишь мальчишеская болтовня. Да, граждане судьи, в настоящем процессе можно воочию убедиться в том, что даже множество косвенных улик не заменят одной прямой. Из ста кроликов не сделаешь медведя… Вспомним бревенчатый сарай, в котором поселился Саня. Поселился из-за дурного характера, как говорит мать. А не потому ли он предпочел сарай, что в доме ему не нашлось места? Или вот эти бумажные кули и металлический провод — они казались убедительными доказательствами виновности Новожилина. Но вот пришел сюда новый свидетель — Монастырский и объяснил, что таких кулей в том квартале в каждом доме множество. А ржавое пятно на сапогах? Мало ли по какой причине оно могло появиться!
Нет ничего зазорного для обвинителя в том, что судебное следствие, проведенное с такой полнотой и тщательностью, как в настоящем случае, в корне изменило картину преступления и опрокинуло выводы, которые на стадии предварительного расследования казались абсолютно точными. По велению советского закона именно суд, проверяя и взвешивая все «за» и «против», только и способен достигнуть материальной истины. И, заметьте, именно здесь, на суде, особенно заострились в живом и свободном ходе процесса те стороны дела, которые или оставались ранее в тени, или не привлекали достаточно моего внимания как следователя. Кстати, заслуга защитника здесь в том, что он, искренне и честно относясь к своим обязанностям, помог нам разобраться в отдельных неясностях. Например, в картине исчезновения Сани. Вечером он ушел спать, а наутро его не оказалась! Заявила ли мать об исчезновении сына? Да, заявила, но только семь дней спустя, да и то под влиянием всполошившихся соседей. Хладнокровие — отличное качество, но не хладнокровие матери, теряющей сына! Да, в самом деле, удивляет и даже пугает непонятное в обычных условиях желание матери заняться прихорашиванием того сарая, где жил только что исчезнувший сын.
А сапоги? Труп был найден разутым. Мать утверждает, что у Сани была только одна пара сапог, отчим говорит другое, после чего оба пытаются сблизить свои показания. Наконец пропавшие сапоги обнаруживаются в сарае, куда будто бы они были кем-то подброшены. Кому это понадобилось? Где тот преступник, который, убив Саню, понес его труп в сапогах прятать в камышах, для того чтобы… затем разуть убитого и подбросить сапоги в дом Ворониной? Но если убийца — Новожилин, зачем бы он снимал в сарае сапоги с убитого им Сани? Чтобы не причинить убытка родителям? Или он из этих же соображений разул труп уже в камышах и вернул обувь столь странным и опасным для себя способом?!
И, кстати, о камышах: неспроста ходил удить рыбу Вдовиченко! Только позвольте не поверить, что сей рыбак в пять часов утра уже возвращался именно с рыбной ловли, пробираясь огородами. Нет, настоящие рыболовы в пять часов утра только приступают к ужению. Не ходил ли он в этот ранний час совсем ради другой цели? Настала пора поведать вам, граждане судьи, мои сомнения в том, что Саня убит дома, а затем уже убийца потащил через весь город труп к заболоченной речке. Эти сомнения возникли у меня здесь, на суде, но, тем более, я обязан сказать вам о них!
А не могло ли разве произойти так: кто-то заманул Саню в камыши, может быть, даже под предлогом совместной рыбной ловли, и в этом глухом месте задушил мальчика? И не был ли это его отчим, имевший с пасынком свои счеты, боявшийся его разоблачений? Тогда утверждения Вдовиченко, что он оставил рыболовные снасти в камышах, неожиданно оказываются правдивыми: ведь должен же он был создать для будущей своей жертвы видимость предстоявшей рыбалки! Все это, конечно, требует расследования и проверки. Жаль, очень жаль, что следствие не велось с самого начала в этом направлении! По свежим следам можно было бы многое обнаружить… да и сейчас не поздно.