Вдруг Пинэтаун поднимается и всматривается из-под ладони в ясную даль океана. Далеко-далеко на юге вспыхивают искорки на воде.
- Наши плывут! - кричит Пинэтаун, размахивая оленьей курткой.
В бинокль вижу легкую чукотскую байдарку: она высоко взлетает на гребнях волн, и около нее то справа, то слева вспыхивают отблески солнца на лопастях двуперого весла. Лодочка идет к острову. Искусный гребец направляет челн к нашему дымовому сигналу.
Байдарка вскоре пристает у вельбота, и на помост взбирается коренастый, немного сгорбленный человек с мужественным загорелым лицом, в телогрейке, туго перепоясанной ремнем, в малахае, брюках и торбасах из нерпичьей шкуры.
Это Кемлилин - воспитатель Пинэтауна, бригадир лучшей пастушеской бригады совхоза на реке Белых Гусей. На груди бригадира приколота сиреневая ленточка. Медаль "За трудовое отличие" он получил в прошлом году. Пять лет пастушеская бригада Кемлилина держит переходящее красное знамя тундровых совхозов Якутии.
Ни один мускул не дрогнул на широком морщинистом лице бригадира, когда он поднялся на помост и оглядел спасшихся людей. Однако в каждом его движении угадывается глубокая радость, охватившая этого человека, совершившего ночью вместе с товарищами подвиг. Таков неписаный обычай тундры - открыто выражать свои чувства не полагается.
Кемлилин внимательно оглядывает вельбот и, не скрывая удивления, спрашивает:
- Как в бурю прошли по морю?
Пинэтаун рассказывает о наших приключениях.
- Где пастухи, олени? - спрашиваю я.
Неторопливо, вытащив кисет и закурив трубку, бригадир рассказывает о спасении оленьего стада.
Ночью пастухи несколько часов подряд гнали оленей по воде. Море настигало их. Люди и олени бежали, выбиваясь из сил. Олени то и дело спотыкались о затопленные кочки и торфяные бугры. Оленята уже не доставали ножками дна и плыли. Повсюду торчали маленькие коричневые головки четвероногих пловцов. Перекликаясь с важенками хриплым гортанным хрюканьем, они не отставали от табуна.
Оленята рождаются на свет вполне окрепшими. Спустя несколько часов после рождения их уже не поймаешь - так быстро бегают они на длинных и крепких ножках с крошечными копытцами.
Море быстро поднималось. Олений табун поплыл. Но пастухи не умеют плавать, и им грозила гибель. Цепляясь за плывущих оленей, они с большим трудом выбрались наконец на возвышенный берег тундры.
Там они встретили семью пастухов двух других пастушеских бригад и один олений табун с пастухами. В тундре эти люди жили в одном лагере. Пока пастухи собирали табун, старики успели выловить ездовых оленей и спасти обитателей стойбища от наступающего моря.
Лишь самое дальнее, третье стадо и пять пастухов дежурной бригады не вышли из потопленной тундры.
Спасшиеся пастухи на лучших верховых оленях объехали около ста километров вдоль нового берега, но пропавших людей и оленей не нашли.
Расположившись вокруг чайника с густо заваренным чаем, совещаемся на помосте среди голубой равнины уснувшего океана. Кемлилин советует тотчас идти на вельботе к месту, где ночью паслось дальнее стадо. Старый Рынтыиргин, которому пришло на ум построить из плавника помост на треножниках, хочет плыть с нами. В пастушеской бригаде, пропавшей без вести, находится старший его сын. Старик отлично знает Алазейскую тундру.
На "Витязе" уходят четыре человека: я, Пинэтаун, Кемлилин и Рынтыиргин. Пинэтаун готовит вельбот к походу: чинит порванные снасти и парус, увязывает брезентом груз. Кемлилин распоряжается укрепить на всякий случай деревянный помост. Островитянам мы оставляем аварийный запас продуктов и бочонок пресной воды.
Не успели мы отчалить, как в вельбот прыгнула, словно белка, спугнутая охотником, Нанга. Ее непослушные волосы сестра Пинэтауна заплела в черные блестящие косы и повязала пестрым платочком. Теперь девушка очень похожа на цыганку.
- Куда, куда, дикая важенка? Вернись на деревянный остров! - кричит по-чукотски Пинэтаун, сердито размахивая веслом.
Он не хочет подвергать девушку опасностям морского путешествия.
Нанга, шмыгнув мимо Пинэтауна на корму, хватает мою руку и, горестно причитая, быстро и сбивчиво говорит на гортанном незнакомом языке, указывая в море.
- Кемлилин, что она говорит?
Старый бригадир, вынув изо рта трубку, изумленно слушает сбивчивую речь Нанги.
- Однако, совсем чужой язык. Никто в тундре не знает.
Жесты маленькой дикарки так выразительны, а глаза горят такой тревогой, что мы понимаем ее без слов. Нанга просится в плавание и не желает оставаться среди незнакомых людей на деревянном помосте.
Приходится взять девушку с собой. Поднимаем паруса и уходим на запад, к месту, где ночью паслось дальнее стадо. Маленький островок на сваях скоро скрывается из глаз, и вельбот снова плывет в открытом океане.
Через час "Витязь" подходит к месту катастрофы. Долго бороздим море параллельными курсами, но ничего не находим. Пять пастухов и двухтысячный табун бесследно пропали в волнах надвинувшегося моря.
Рынтыиргин в последний раз внимательно оглядывает море. Старик сгорбился; он тяжело переживает гибель сына. Он медленно водит биноклем, оглядывая дальние горизонты, и вдруг молча передает мне бинокль, махнув на запад.
Тонкая фиолетовая черта, почти не различимая в сильные линзы морского бинокля, дрожит в воздухе, словно мираж. Пинэтаун прибавляет парусов, и вельбот, накренившись, мчится на запад.
Ветерок попутный. "Витязь" быстро плывет по волнам, и скоро мы видим совершенно отчетливо лес оленьих рогов над водой.
Удивительно!
Олени, сбившись в плотную кучу, стоят среди моря, опустив голову. Около стада бегают по воде люди, размахивая шкурами.
- Четыре человека... а где же пятый?
Навсегда я запомню эту картину: двухтысячный табун неподвижных оленей среди мерцающего безбрежного океана, черноватые фигурки людей и белые корабли облаков, плывущие в вышине.
Рынтыиргин волнуется. Все, даже маленькая Нанга, с тревогой следят за бегущими по воде фигурками. Паруса могут испугать оленей. Спускаем грот-парус, идем на веслах и садимся на мель неподалеку от стада. Море затопило здесь невысокий увал тундры.