Всматриваясь в иллюминатор, Костя рисует в альбоме кроки предстоящего перехода. Отмечает поля ягельников, приметные сопки и переправы через таежные реки. Такие же зарисовки делает по левому борту Мария. Рисует она быстро, и кроки у нее получаются гораздо аккуратнее, чем у Кости.
Прислушиваясь к ровному шуму мотора, бортмеханик чинит брезентовый чехол. Дверка в летную кабину отворена. Протискиваюсь в узкий проход между креслами пилотов.
Ух! Ну и панорама...
Сквозь прозрачный колпак кабины наплывают голубоватые вершины. Летчик набирает высоту, и ребристые громады Синего хребта, медленно опускаясь, кажутся валами моря, окаменевшего в бурю.
Лес вершин простирается, насколько хватает глаз, теряясь в дымке далекого горизонта. Панорама девственной горной страны разворачивается все шире, подавляя грозным величием.
Буранов оборачивается, протягивает белый планшет и кричит, перекрывая рев мотора:
- Ваш Синий хребет великолепен, географическая находка! Посмотрите, планшет пуст, белое пятно!
Межгорное понижение остается позади. Гидросамолет пересекает границу неведомых гор. Вершины причудливых пиков, засыпанные обломками плит, похожи на зубья. Они проносятся совсем близко, на уровне иллюминаторов. Вероятно, наш самолет кажется мухой рядом с этими каменными гигантами. Глубоко внизу раскрываются безлесные долины, запертые альпийскими кручами. На этих кручах лежат белые стрелы нетающих снежников. Долины, образуя сложный лабиринт, часто расширяются, сливаясь с размытыми плоскогорьями.
На плато белеют ягельники, террасы покрыты альпийскими лугами, бегут реки, одетые в бордюры тальников. Горная страна, над которой мы летим, словно создана природой для крупного оленеводства. Комаров в этих горных убежищах, наверное, нет и в помине. А кручи, запирая долины, образуют громадные естественные корали. Здесь не потеряешь оленей.
Летим дальше и дальше. Безлесные долины Синего хребта сплетаются перед нами в громадный узел великолепных летних пастбищ.
Мария, Пинэтаун, Костя и даже бортмеханик затаив дыхание высматривают с высоты обитателей горного лабиринта. Но в пустых альпийских долинах не видно ни дымов стойбищ, ни оленьих стад.
Легкая дымка между вершинами сгущается в туманный слой. Мутная пелена повисает на уровне вершин. Долины просвечивают сквозь газовое покрывало.
- Что это, Саша? - спрашивает Буранов.
- Равновесие атмосферы полетело к чертям, конденсация облаков!
Мутная пелена уплотняется почти на глазах в облачное одеяло. Долины скрываются. Летчик отпускает рукоятку, самолет ныряет, пробивая тонкий облачный слой, растянутый между вершинами. Внизу опять появляются долины. Свет солнца меркнет, землю заливает матовое сияние. Вершины пиков где-то выше самолета, в облаках. Они поддерживают облачную кровлю.
С непостижимой быстротой облака разрастаются, опускаются по склонам гор в долины, закрывают перевалы, теснят самолет ниже и ниже. Приземлиться летающей лодке в горных долинах негде. Летим словно в улицах фантастического каменного города.
Глаза у летчика сузились, на скулах перекатываются желваки. Он яростно гонит машину вперед и вперед, забираясь в лабиринт долин, накрытых облачной крышей.
Буранов встревожился:
- К земле, Саша, не придавит, а?
Действительно, туманные облака спускаются все ниже. Самолет то и дело задевает белесые космы. В иллюминаторы теперь видны вместо горизонта крутые склоны и осыпи.
- Поворачивай, Саша, нельзя дальше, - указывает Буранов на опускающиеся облака.
Летчик как будто не слышит. Долина впереди расширяется - там сливаются несколько притоков. Облака спустились совсем низко. Горы словно срезаны бритвой. Самолет круто разворачивается. Захватывает дух. Кажется, чиркнет крылом зеленые альпийские травы. Вижу даже листочки тальников и пену ручья, танцующего по камням. Самолет выравнивается после виража и уносится обратно, ускользая из плена.
Неумолимо надвигаются облака. Летим в ста метрах над землей. Еще несколько минут - и туман накроет нас. У земли оставаться больше нельзя.
- Лапти уносить нужно! - кричит Саша, сдвигая шлем на затылок.
Буранов кивает. С оглушительным гулом самолет задирает нос и врезается в молочный туман. Пробиваем облачность. Вокруг ничего не видно белая муть. Стрелка высотомера ползет по циферблату. Кажется, что движется она невероятно медленно. Ох, и неприятно, набирать высоту в слепом тумане среди грозных вершин.
Напряженно всматриваются пассажиры воздушного корабля в белую муть. Самолет словно завернули в вату.
И вдруг из тумана надвигается, падает на кабину каменная стена. Сквозь прозрачный колпак ясно вижу глубокие трещины - морщины утеса, белые жилы кварца, граненые плиты. Все происходит как во сне. Пол самолета уходит из-под ног. На секунду повисаю в воздухе. Промелькнула спина пилота. Приподнявшись на сиденье, вцепившись в штурвал, летчик опрокидывает машину. Каменная стена куда-то проваливается.
Кубарем лечу через порог дверки в пассажирскую кабину. Чьи-то руки хватают меня за брезентовую штормовку. Это Костя, Мария и Пинэтаун.
- Чуть в стенку не врезались! - возбужденно кричит Костя.
- Не ушибся? - Мария ласково проводит рукой по моему лицу. - Ох, и нагугалась я: иллюминатором едва не задели каменный зуб.
После воздушной передряги она еще бледна, но держится мужественно. Бортмеханик следит в крошечный иллюминатор за работой пропеллеров. Фуражка у него съехала набок, освободив льняной чуб; он усмехается, и лишь капельки пота на лбу выдают глубоко скрытое волнение.
Нас спасла отвага летчика. Он не растерялся и в последнюю секунду положил машину в головоломный вираж, избежав гибельного столкновения.
Самолет пробивается через облачный слой. Туман светлеет и светится изнутри.
- Всплываем... - улыбается бортмеханик.
Самолет выскальзывает из облачной пелены. Кабину заливают яркие лучи солнца. В иллюминатор вижу крыло, сверкающее как обнаженный меч, и небо синее-синее. А под крылом простирается белый океан облаков. Голубоватые тени улеглись в провалы облачных волн. Облачное море уходит бесконечно далеко к зеленоватому небу у горизонта и отливает там радужным перламутровым блеском.