Кажется, что летим над Ледовитым океаном и внизу, под днищем самолета, все забито льдами. Среди белого океана скалистыми островками выступают верхушки пиков Синего хребта - опасные рифы воздушного океана.
Весь хребет закрыт облаками. Природа ревниво оберегает свои тайны.
Переговариваюсь в микрофон с Бурановым. Решаем прекратить полет и возвращаться к озеру. Главная задача воздушной разведки выполнена. Теперь ясно, что в альпийских долинах Синего хребта можно разместить многотысячные табуны оленей.
Облака внезапно исчезают - пролетели границу высокогорья. Внизу знакомая тайга межгорного понижения. Облачная пелена застряла позади, на вершинах Синего хребта. У дальнего горизонта по нашему курсу блестят плесы Омолона.
Долго летим над зеленым лабиринтом распадков и лесистых сопок. И вдруг самолет проваливается. Земля встает дыбом.
Черт побери... опять...
Самолет пикирует на озеро. На воде плавают лебеди, и летчик пугает белокрылую стаю, освобождая место для посадки. Машина взмывает в воздух, разгоняя все живое ревом мотора. Идем на посадку. Темная вода ближе и ближе.
Наконец-то!
Поднимая пену, гидросамолет мчится по озеру. Несколько часов мы провели в воздухе. После виражей кружится голова. Помогая друг другу, выбираемся на мшистый берег. Мария с сожалением покидает самолет - ей понравился рискованный полет. Хрупкая на вид, она храбро перенесла все воздушные приключения.
С удовольствием расхаживаем по твердой земле после зыбкого воздушного океана. Вокруг гудят комарики, словно приветствуя нас с благополучным возвращением.
Из люка появляется летчик.
- Эх, и сорвиголова! - бормочет, закуривая, Костя.
Пилот спрыгивает на землю и, снимая шлем, вытирает потное загорелое лицо.
- Ну и мышеловка твой Синий хребет, едва лапти унесли...
- Спасибо вам, Саша! - трясу крепкую руку бесстрашному пилоту.
Мария с Пинэтауном уже разводят костер и дымокуры. Летчик долго смотрит на девушку.
- Смелая... - тихо говорит он. - Счастливый ты человек!
- Я?! Мария в Польшу уезжает.
- Такая не забудет. Встретитесь вы, помяни мое слово...
Навсегда врезался мне в память этот полет. Ночевать летчики остаются у озера. На рассвете Буранов улетит обратно на Колыму и дальше в Певек на Чукотку. Ему поручено организовать новый оленеводческий совхоз в Чаунской тундре на берегах Полярного океана.
За ужином собираемся у костра. Полуночное солнце низко спустилось над сопками, вызолотив тайгу. Озеро притихло.
Буранов показывает карту:
- Вот отсюда, из Чаунской тундры, перегоним табуны чукотских оленей к вам на Омолон. А весь прирост уйдет дальше, к приискам. Нужна цепь оленеводческих совхозов в тайге. В горах Омолона, на Синем хребте выкуете, друзья, главное звено этой цепи...
Буранов волнуется. Оказывается, он мечтатель. Мы расположились вокруг походного костра на пустынном берегу озера, в сердце девственной тайги. Еще не существует ни Чаунского, ни Омолонского совхозов, а ему мерещится живая цепь таежных совхозов вокруг золотых приисков, в глубине Колымского края.
Не думали мы, что жизнь опередит вскоре самые смелые мечты. Откинув непослушные пряди волос, Буранов продолжает:
- Усадьбу вашего совхоза построим у водной магистрали, на берегу Омолона...
- Да где же тут водная магистраль? По Омолону пароходы еще никогда не плавали, - удивляется Мария.
- Пойдут, если надо, - спокойно отвечает Буранов.
- А течение - ведь пятнадцать километров в час. Перекаты! - не унимается девушка.
- Пароходы пустим на Омолон в летнюю высокую воду.
Буранов, в сущности, прав. Почему не пустить пароходы на Омолон, подвезти одним махом строительные материалы, продовольствие? Ведь Дальнее строительство имеет свой речной флот, а режим горных колымских рек необычен. Здесь два половодья - большое весеннее и поменьше, августовское. В это позднее половодье реки вздуваются, принимая воды тающей мерзлоты и дождей.
Пьем горячий чай у костра, рассуждая о заманчивых перспективах таежного оленеводства. Наконец летчики уходят спать. Поднимаются и Буранов, Костя, Пинэтаун. Утомленные полетом, они быстро засыпают в просторной палатке красного уголка. Мы остаемся с Марией наедине.
Полуночное солнце выглядывает из-за дальней сопки. Тайга на гребне пылает золотым пожаром. Спустилась ночная прохлада. Черный омут озера дымит туманом. Комары скрылись в траву. Догорает костер, потухающие дымокуры курятся синевой. Из тумана выплывают на середину озера два диких лебедя. Распушив белые крылья, они то сплываются, то медленно расходятся, отражаясь в темной воде.
- Смотри, Мария...
Девушка задумалась. Она срывает полярный одуванчик и откусывает нежные лепестки. Желтоватая пыльца окрашивает пушок у губ. Осторожно привлекаю ее. Мария доверчиво примостилась к плечу. Прикрывшись штормовкой, молчаливо любуемся игрой лебедей на уснувшем озере.
- Неужели уедешь, Мария?
- Что же делать, Вадимушка? Буранов привез свежие газеты: в Польше уже народное правительство, наши войска прошли границу, гонят фашистов. Дедушка написал телеграмму Болеславу Беруту - они вместе работали в подполье. Буранов обещал отправить телеграмму с Колымской радиостанции. А уезжать дедушка собирается катером пушной инспекции. Катер скоро заберет на фактории пушнину.
Алыми парусами загораются облака над сопкой. Туман ползет к берегу, закрывая лебедей. Тихонько укутываю Марию штормовкой. Она свернулась калачиком и примолкла. Может быть, дедушка Михась прав - разлука навсегда закалит нашу дружбу.
- Мария, любишь ли?
- На всю жизнь... - тихо и твердо говорит девушка.
Все завертелось, поплыло куда-то. Целую родные теплые губы в пыльце одуванчика. Это был первый и прощальный наш поцелуй.
...Мария улетела на факторию. Я не чаял больше увидеть девушку и тяжело переживал разлуку. Мне снились грустные глаза и бледное лицо, затуманенное печалью. Такой я видел Марию в последний раз в промелькнувшем иллюминаторе самолета.
Улетел с Бурановым и Костя. Ему предстояло объехать тундровые стада Колымского совхоза в самое опасное, знойное время.