— Хорошо, — сказала она тихо, еще не полностью уверенная, но в душе счастливая, что сможет навсегда выехать отсюда. — Уже поздно. Десять почти. А мы еще даже не ужинали. Я что-нибудь приготовлю…
На минуту замолчали, прислушиваясь к настойчивому звонку телефона, усиленного вечерней тишиной.
Мрочек подошел к аппарату.
— Да. Слушаю. — В голосе его не слышалось напряженности, но Галина видела, как старался он сейчас быть спокойным. — Что?.. Нет, почему! Еще не спим. Наоборот, вот жена собирается ужин готовить… Да, видимо, это варшавская привычка. Дома всегда ложимся поздно… Что?.. Но мы бы не хотели доставлять вам хлопот в такое время, — взглянул на Галину и скорчил мину, которая должна была бы означать, что не знает, как вести себя в этой ситуации. — Да, спасибо большое, но… Понимаю, завещание… Оно у вас дома? Может, было бы даже лучше ознакомиться с ним сегодня, так как завтра вечером хотели бы… — он замолчал. — В таком случае заскочим на минутку, потому что вам, вероятно, тоже утром рано вставать… Да, спасибо…
Положил трубку.
— Гольдштейн приглашает нас на ужин, — сказал Тадеуш. — Хочет заодно и прочитать дядино завещание.
— Но мы знаем его содержание, твой дядя писал, об этом недавно…
— Это так, но одно дело знать содержание, а другое — увидеть документ, который Гольдштейн должен нам вручить или зачитать, — так принято. А в какой форме это делается — не знаю. Никогда не имел дела с завещаниями.
— Боже, а я, — коснулась рукой волос, — даже не причесана. Думала, уже будем ложиться спать…
— Долго там не засидимся. Да и мне кажется, надо все-таки зайти к нему. Это сбережет нам массу времени. Уладим все сейчас, и, может, завтра утром и уедем.
— Ты скажешь ему, что завтра уезжаем?
— Скажу ли? Вполне возможно…
— В таком случае, почему бы нам не уехать сегодня? — сжала руками виски. — Голова раскалывается…
— Сегодня? — он мгновение постоял, прищурив глаза. — Хорошо! Но это значит, что должны все приготовить, перед тем как идти к нему. Как хорошо, что у меня достаточно бензина! Подожди, сейчас… Ну да, упакуем вещи и сразу отнесем в машину, а затем сходим к Гольдштейну и — в путь. Напишем ему доверенность, чтобы всем тут распоряжался. Да?
Лихорадочно приступили к сборам, беспорядочно засовывая вещи в чемоданы. В темноте перенесли их в машину. Галина вернулась в дом. Муж быстро уложил чемоданы на багажник, затянул ремни и пошел вслед за ней. Нашел жену на кухне. Была очень бледная, но аккуратно причесанная, даже губы слегка подвела помадой. Вскочила, когда вошел:
— Пошли! Я боялась здесь… оставаться одной в этом доме…
— Чего ты так боялась?
— А хотя бы того, кто унес отсюда скелет.
— Д-да, — Тадеуш пропустил ее вперед на темное крыльцо, запер входную дверь и положил ключ в карман. — Как-то не верится во все это. Будто спишь и ждешь, когда сон окончится. — Взял ее крепко под руку, и они направились к калитке. — Неужели все это действительно происходит?
— Да с нами! — слабо улыбнулась в темноте. — С такими обыкновенными людьми, которые совсем не искали приключений…
Тадеуш открыл калитку. Оказались на узкой, окутанной мраком безлюдной аллее. Пересекли ее и стали перед калиткой на противоположной стороне. Мрочек поднес было руку к звонку, но пока тронул его, калитка отворилась.
— Прошу… — сказал Гольдштейн, впуская молодых супругов.
15. Все не так просто!
Войдя в комендатуру, капитан заперся на ключ в кабинете, открыл шкаф, высвободил несколько полок и осторожно разложил на них фрагменты своей необычной ноши. Зажег сигарету и потер лоб рукой. Волосы были еще влажные.
Утром отдаст все это на экспертизу. Узнает, надо думать, когда этот тип погиб, может, даже удастся определить, при каких обстоятельствах пробыл столько лет в этом тайнике. Но это были вопросы, которые придется решать не в первую очередь.
Запер шкаф, сунул ключ в карман и вышел в соседнюю комнату.
— Иду домой, — сказал дежурному милиционеру. — Еще не поздно, видимо, до полуночи буду читать. Будите меня лишь в случае, если случится что-то действительно серьезное.