— Пора, — коротко ответил Самослав. — Он наследник. Ему лет десять-пятнадцать около меня побыть нужно, чтобы потом без потерь перехватить власть. С Египтом братец Ратко и сам справится. Ему опыта не занимать. А войском найдется кому командовать. Мы можем себе это позволить, арабам скоро будет не до нас. Кубрат этой весной погонит хазар из степей в северный Ирак.
— А Берислав чем плох? — неожиданно спросила Людмила. — Да, он не воин. Но ведь у ромеев Константин вообще мертвец ходячий. Купцы говорят, он ежедень кровью харкает. И ничего, правит как-то.
— Мы не ромеи, — покачал головой Самослав. — Берислава не примут. Ни войско не примет, ни бояре. Князь — это воин, и никто другой. К сожалению… Хотя ты права. Князем он стал бы замечательным. Он очень умен. И с людьми… хм-м… пытается работать…
— А Кий? — промурлыкала Людмила. — Вот уж воин так воин растет.
— К чему вообще весь этот разговор? — Самослав резко приподнялся на локте и впился взглядом в жену. — Ты что-то хочешь мне сказать?
— Я думаю, Святослав не поедет в Братиславу, муж мой, — ответила Людмила, уютно устраиваясь у него подмышкой. — Он в своем Египте целый василевс, даже не князь. Ну сам посуди, и зачем бы ему сюда ехать?
— А если я ему прикажу? — Самослав начал наливаться злостью, но Людмила ничего не ответила.
Она замолчала и стала дышать спокойно и ровно, погружаясь в сон. А вот у него сон ушел совсем. Она ведь права. Она кругом права. Практичным бабьим умом Людмила вычленила главное. Она озвучила его самый большой страх. Ведь именно такой исход встречи стал бы самым скверным из всех. И он пока не находит ответа на этот вызов.
— Ну что же, — притворно вздохнул он, — значит, придется Владимиру князем встать.
— Наследник от жены-римлянки, — пробурчала сквозь сон Людмила. — Младший сын! Да еще и крещеный с рождения! Я даже не смеюсь. Его ни одно племя не примет. Машка только в городах вес имеет, у христиан, да у пришлого народца. А его в наших землях словно капля на Дунай-реку. У нас народ старых богов почитает, муж мой. И род свой почитает. Государь — плоть от плоти словенской должен быть. А разве Владимир такой? Он же наполовину чужак. Никто такому князю подчиняться не станет.
— Может быть, ты уже знаешь, как лучше сделать? — зарычал Самослав и рывком, схватив жену за волосы, развернул ее к себе. В его глазах заполыхали молнии, и он сжал руку в кулак. — Говори, не ходи вокруг да около!
— Ты что творишь, Само? — огромные глаза Людмилы начали наливаться слезами. — Мне же больно! Ты и сам знаешь, что делать надо! Уговорить Святослава нужно. Лучше него ведь и нет никого. Он и воин знаменитый, и страной огромной правит. Перед ним все владыки головы склонят. Они уважают его. Я же просто рассказала тебе, о чем сама думаю. А ты… ты…
И она заплакала. Заплакала от страха и боли. Он ведь и сам не заметил, как сжал ее плечо так, что на нежной коже остались синяки. А его кулак все еще был занесен над ней.
— Прости, я не хотел, — отрывисто сказал он и прижал к себе плачущую жену. — Ты права. Он, скорее всего, не захочет сюда ехать. И я не знаю, как мне поступить, если это будет так.
— А если не согласится Святослав, то у тебя еще сыновья есть, — всхлипнула Людмила. Ее плечи еще тряслись в рыданиях, но испуг уже почти прошел. — Никто тебе и слова поперек не скажет, если ты по старому обычаю поступишь, муж мой. Все сыновья на наследство право имеют. А Берислава владыки племен поддержат, если я их о том попрошу.
— Этому не бывать! — прорычал Самослав и отбросил жену от себя. — Занимайся своими тряпками и пуговицами, дура! И не лезь туда, куда тебя не просят. Ты думаешь, я не понял, что ты затеяла? Хочешь страну на уделы разделить, как у франков? Каждому сыночку по княжеству выделить? Ты хоть понимаешь, чем твои старые обычаи нам всем грозят? Уже твои внуки друг другу глотки резать начнут!
— Выше бессмертных богов себя считаешь, Само? — волком посмотрела на него Людмила. — Обычаи старые рушишь? Люди сотни лет так жили, и после нас с тобой жить будут! Не тебе, человеку, менять это! Не примет народ волю твою, и сыновья ее тоже не примут! Ты хоть спросил, чего они сами хотят? Или думаешь вечно жить? Не боишься, что не внуки твои, а уже сыновья резать друг друга станут? Те сыновья, которых ты наследством обделил! Я мать! Я не хочу своих детей хоронить!
Самослав намотал на руку ее волосы и снова притянул к себе. В его глазах заполыхали такие молнии, что Людмила сжалась от ужаса. Она стояла в шаге от смерти.
— Закрой рот! — прорычал он. — И не приведи боги, если я узнаю, что ты хоть где-то за дверями спальни такое ляпнула. Если когда-нибудь твои уши вылезут в этом деле, поедешь в Галич. Там свою Богиню будешь ублажать. Только в Закарпатье с дворцами туго. Придется пожить в тереме на два окна. До самой смерти! Поняла?