Глыба расхохотался, а его смех ударился о каменные своды, породив глухое, зловещее эхо.
— Он даже сверху немного попросил. Представляешь, каков наглец? Но мы сошлись, что если он мне тебя отдает, то я прощу его долг. Тебя видел один мальчишка из моих, но только мельком. А прошлой зимой он помер от простуды. Так что показал на тебя именно Фока.
— Какой, однако, хороший человек, — задумчиво произнес Коста. — Так приятно, когда люди оправдывают ожидания. Он получил бы свободу в любом случае. Или от меня, или от тебя.
— Переходи к делу! — нетерпеливо произнес Глыба.
— Открой суму, — Коста кивнул на собственную поклажу, которую небрежно бросил на угол стола.
— Матерь божья! — выдохнул Глыба, с тупым недоумением разглядывая кошель с золотом и какой-то свиток. — Что это значит, парень? И что помешает мне прирезать тебя прямо сейчас?
— Отвечу по порядку, — сказал Коста, унимая биение сердца. Он ждал!
— Итак, первое, — продолжил он. — Это кошель с тысячей солидов. Второе. Рядом лежит купчая на дом в Севилье.
— Почему в Севилье? — несказанно удивился Глыба, пропустивший гораздо более существенные вопросы.
— Тебе придется уехать отсюда, — терпеливо ответил Коста. — И как можно дальше. Прикормленная стража больше не даст тебе тут работать.
— Это значит, что это всего лишь задаток, — утвердительно произнес Глыба из полутьмы. Коста так и не мог разглядеть его толком. Он видел только широкие покатые плечи и бычью шею.
— Общая цена контракта — пятьдесят тысяч, — согласно кивнул Коста. — Ты их получишь, а потом уедешь отсюда навсегда.
— Я давно не верю в сказки, парень, — подался вперед Глыба. — Что помешает мне прирезать тебя, забрать эту тысячу и жить как раньше?
— Времена меняются, — пояснил Коста, когда услышал спасительный шум за дверью. — А прирезать ты меня не посмеешь. Мои люди уже здесь. Если отсюда не выйду я, не выйдешь и ты.
— Это был верный человек, — скучающим голосом произнес Глыба. — А вы его убили.
— Итак, — Коста сцепил пальцы в замок, — Пятьдесят тысяч солидов и дом в Севилье. Такова цена. Ты согласен?
— Только если услышу все подробности, — ответил Глыба так спокойно, как будто не его человек сейчас лежал за дверью с перерезанным бритвой горлом. — И не раньше.
Три недели спустя. Май 641 года.
Огромная процессия афонских монахов растянулась на несколько сотен шагов. Нестарые мужи, чьи лица были укрыты капюшоном до подбородка, брели от порта Юлиана в Константинов город, рассекая толпу, словно нос нурманского драккара. Они несли заплечные мешки со своими немудреными пожитками. Впереди них шел молодой, заросший густой бородищей монах с колокольчиком. Толпа оборачивалась на звон, пялилась удивленно и расступалась в сторону. Не в последнюю очередь из-за жуткого смрада, что шел от процессии.
— Разойдитесь, люди добрые! — вещал зычным голосом монах. — Неизвестная хвороба поразила нас, грешных. Идем мы на патриаршее подворье, чтобы испросить благословения! Только оно исцелит нас!
Толпа прыснула в стороны, зажимая носы, и очень скоро полторы сотни монахов подошли к патриаршему двору, что располагался в монастыре святого Георгия, неподалеку от Августеона и Большого цирка. Стук в ворота удивил местных насельников и стражу, что стояла здесь, но бородатый монах не растерялся и ужом пролез во двор.
— Спаси нас, господи! Добрались, наконец! Где святейший?
— Службу проводит, — растерянно ответил старичок в сутане, который все шире раскрывал глаза по мере того, как двор заполнялся крепкими мужами, от которых несло какой-то падалью. — А чем это воняет так гадостно? — спросил он, растерянно переводя взгляд с одного монаха на другого.
— Непонятная хвороба поразила нас, — любезно пояснил брат с колокольчиком. — Вот, звоню, чтобы люди не заразились. У двоих братьев желвак в паху набух. Опасаемся, как бы не чума это была. Жаждем благословения патриарха нашего Пирра получить. Только оно исцелит нас.
— Да чего вы приперлись сюда, окаянные! — взвизгнул старичок и отпрыгнул в сторону со скоростью испуганной лани. — Вон отсюда убирайтесь! Вон!
— Да неужто ты в помощи страждущим откажешь? — несказанно удивился его собрат. — Не по-христиански это! Впрочем, ты можешь за нас в своей келье помолиться.
— Аспиды проклятые! — верещал старик, показавший неимоверную для его лет скорость. — Да чтоб вам пусто было! Братья! По кельям прячьтесь! Чума-а-а! — услышал Миха (а это был он) из коридоров монастыря. Стража тоже куда-то сбежала, хоть и был ее тут неполный десяток. Не нужно больше. Дворцовый квартал охраняло пять тысяч мечников, чьи посты стояли каждую сотню шагов.