— Мануфактура, не меньше, — поддержала ее Мария. — Нам же и на войско нужно пуговицы сделать. Батистовые портянки носить будем, подружка!
— А еще знамена, — не меняясь в лице, ответил Самослав. — Для каждой тагмы, и для каждого легиона. Но тут, женушки дорогие, вы много не заработаете. Это же все равно что из одного кармана в другой переложить.
Судя по просветлевшим лицам княгинь, они его идею уловили с ходу и теперь размышляли, как бы им переложить те деньги из одного кармана в другой, потому как этот самый другой был их собственным карманом. А на наполнение кармана первого им было глубоко наплевать. Это уже не их забота.
— Ты хочешь создать символ для всей страны, отец? — почтительно спросил Берислав, который ел немного и быстро, потому как к еде был довольно равнодушен. Его брат, по привычке, усвоенной в Сотне, управился еще быстрее и теперь ждал десерт.
— Хочу, — кивнул Самослав. — Он должен будет показывать нашу мощь.
— Дракон! — азартно крикнул Владимир, который чуть ли не каждый вечер любовался на ту игрушку, что подарила ему мать. — Он самый умный и мудрый.
— Мы не китайцы, — покачал головой Самослав. — Тут никаких драконов никто не знает. Кто за знамя с какой-то непонятной китайской ящерицей умирать станет?
Владимир насупился и отвернулся. Он на драконах был помешан.
— А что случится осенью, отец? — продолжил Берислав, который уловил главное.
— Осенью решится многое, — ответил князь. — Решится будущее нашей страны, и ваше будущее тоже. Будет большой поход, и вы все в нем участвуете.
— Ух ты! — восторженно выдохнули мальчишки. Им ужасно хотелось в поход. И они до смерти завидовали братцу Кию, который в такой поход уже ушел.
Семья ушла, а князь налил себе кофе и погрузился в чтение газеты «Известия». Выпуск стал еженедельным, и чувствовался явный профессиональный рост. Беглые бургундские монахи взялись за дело с размахом. Стоимость газеты кусалась — гривенник за выпуск. А потому люди победнее покупали ее в складчину и читали по очереди, смакуя каждую букву из того, что написано.
— Та-ак! — великий князь отхлебнул кофе и начал бурчать себе под нос, комментируя новости. — Что тут у нас? Томислав, сын Тура Горановича, объявляет о помолвке с девицей Клавдией, дочерью почтенного Максима. Ишь ты! Как время-то летит! Уже лет по восемь обоим.
Он отхлебнул еще кофе и причмокнул от удовольствия. Это зерно выращено на Сокотре и обжарено на славу. Молока надо добавить в следующий раз.
— Распродажа ковров из Персии… Новый закон о земле! Отлично!… Требуется бригада каменщиков на строительство крепости Измаил. Конкурс! Ишь ты! Заработала-таки тендерная система… Император Константин третий помер. Ну тоже мне новость… Ставки на скачки… Племя сабир против племени тарниах. Два к полутора…
Самослав пробегал взглядом строку за строкой и медленно наливался кровью. Он, наконец, добрался до передовицы. Князь, как и любой нормальный мужик, газету начинал читать сзади.
«Почтенная Одила Лотаровна уведомляет публику, что достигла брачного возраста и переезжает в дом мужа Владислава, внука сиятельного боярина Люта. Девичник ожидается сразу после окончания Великого поста… На Одиле Лотаровне будет надето… На праздник приглашены… На них будет надето… На стол подадут…».
— Стража! — заорал побагровевший князь. — Газетчиков сюда. Быстро!
Не прошло и получаса, как два римлянина, которых судя по виду, вытащили прямо из таверны, стояли перед ним, трясясь как осиновый лист. Они никогда еще не видели государя в такой ярости.
— Это что? — прошипел Самослав, тыча пальцем в передовицу.
— Это газета «Известия», великий государь, — ответили, переглянувшись, беглые монахи. — А в ней новости.
— Вы зачем эту чушь печатаете? — заревел князь и бросил в них лист, смятый в комок.
— Которую из них, ваша светлость? — робко поинтересовался монах. — Если про кровавый дождь в Аквитании, так то не чушь. Это нам один уважаемый купец рассказал. А его приказчик в Лиможе о том на ярмарке слышал. Тот купец святым Мартином поклялся, что это чистая правда. Так что мы непроверенную информацию не печатаем. Все, как ваша светлость велела!
— Там еще и про кровавый дождь есть? — зарычал князь, который до этого места еще не дошел. Но тут придраться было не к чему. Достоверность новости, подкрепленной клятвой уважаемого купца, по этим временам считалась абсолютной. И он ничего с этим не мог поделать. Менталитет!
— А про Одилу? — спросил он, сжимая зубы, чтобы не выругаться по матери. — Зачем про эту дуру на первой полосе пишете?
— Так ваше распоряжение выполняем, великий государь, — развели руками монахи. — Повышаем охват масс. Вы велели тираж до двух тысяч довести, а без новостей про дочь почтенного Лотара это сделать никак невозможно. Уж больно всем интересно, в каком платье она на свой девичник пойдет. А про один только новый закон о земельных артелях никому читать неинтересно. Вот и приходится для этого людишек новостями про почтенную Одилу завлекать. И получилось же, ваша светлость! Успех невероятный! Допечатывали даже! С руками рвут! У нас часть тиража в Прагу пойдет, в Новгород и Гамбург! Сидели вот, отмечали… Хотим договориваться с купцами, чтобы в Бургундию везли, и в Нейстрию. В Париже, в захолустье этом, и годовалую новость за счастье услышать.
— На латыни напечатаете? — деловито поинтересовался князь, который почуял новую возможность.
— Конечно, на латыни, ваша светлость, — приободрились монахи. — Это пока убыточное направление, но мы не теряем надежды…
— Идите, — князь обреченно махнул рукой.
Утро, когда он хотел насладиться кофе и газетой, было безнадежно испорчено.
— Уедешь скоро? — Людмила забросила на него бедро, до сих пор поражающее гладкостью кожи. — Опять до зимы?
Волосы с тела она удаляла, став похожей на ту самую статую, с которой ее путал народ. Да она уже и сама считала себя ей, лишь немногим отличаясь на людях от холодного мрамора, что украшал капище. Живая Богиня, каждый выезд которой из ворот княжеской цитадели собирал целые толпы людей. А ее редкие поездки в Новгород или Прагу приводили к тому, что родовичи бросали свои поля в ожидании княжеской кавалькады. Они протягивали к ней руки и малых детей, мечтая получить ее благословение. Она стала живой Богиней, чье слово для неграмотного народа обретало силу закона. И только здесь, за закрытыми дверями супружеской спальни она становилась покорной женой и любящей женщиной.
— Да, — обнял Самослав ее разгоряченное тело. — В Александрию собираюсь. Никша тоже приедет, много вопросов надо обсудить. Да и со Святославом нужно увидеться.
— Хочешь, чтобы он сюда приехал? — лениво спросила Людмила, которая наматывала на палец короткий жесткий волос на его груди. Они едва дышали. В дни перед расставанием она бывала просто ненасытна.
— Пора, — коротко ответил Самослав. — Он наследник. Ему лет десять-пятнадцать около меня побыть нужно, чтобы потом без потерь перехватить власть. С Египтом братец Ратко и сам справится. Ему опыта не занимать. А войском найдется кому командовать. Мы можем себе это позволить, арабам скоро будет не до нас. Кубрат этой весной погонит хазар из степей в северный Ирак.
— А Берислав чем плох? — неожиданно спросила Людмила. — Да, он не воин. Но ведь у ромеев Константин вообще мертвец ходячий. Купцы говорят, он ежедень кровью харкает. И ничего, правит как-то.
— Мы не ромеи, — покачал головой Самослав. — Берислава не примут. Ни войско не примет, ни бояре. Князь — это воин, и никто другой. К сожалению… Хотя ты права. Князем он стал бы замечательным. Он очень умен. И с людьми… хм-м… пытается работать…
— А Кий? — промурлыкала Людмила. — Вот уж воин так воин растет.
— К чему вообще весь этот разговор? — Самослав резко приподнялся на локте и впился взглядом в жену. — Ты что-то хочешь мне сказать?
— Я думаю, Святослав не поедет в Братиславу, муж мой, — ответила Людмила, уютно устраиваясь у него подмышкой. — Он в своем Египте целый василевс, даже не князь. Ну сам посуди, и зачем бы ему сюда ехать?