Над городом пронеслись крики: «Бейте насильников и палачей! Гоните их вон!» Но барабан продолжал победно грохотать, вселяя в сердца страх.
Плохо вооруженные жители города отступали перед солдатами. Жизнь на улицах и базарах замерла. Никто не открывал лавок. Некоторые иноземные купцы разложили было товары на прилавках, но стражники, боясь грабежей, заставили их прекратить торговлю. Горожане, словно голодные волки, нападали на солдат, пытаясь овладеть оружием. Иногда их попытки удавались. Но к чему это могло привести? Глава ганы нигде не показывался. Тысячи людей разыскивали его. Откуда им было знать, что старик, голодный и изнывающий от жажды, томится во дворце Амен-Ра и что об этом не подозревает даже сам высокочтимый Манибандх?!
Что станет с великим городом? Этот вопрос был у всех на устах. Матери смотрели на своих детей полными нежности глазами, в которых стояли слезы страха и сомнений. Старики впали в уныние. Всякий, кто выходил из дому, рисковал попасть в беду.
В маленьком домике поэт и Чандра, сидя на полу, слушали Хэку. Апап сидел рядом с ней. Когда Хэка рассказала об убийстве Акшая, у всех затрепетало сердце. Хэка, положив голову на грудь Нилуфар, горько заплакала.
— Глупая! — сказала Нилуфар. — Зачем ты плачешь?
— Мне страшно, Нилуфар! — сквозь слезы шептала Хэка.
— Что бы ни было, слезами не поможешь. Так ты говоришь, что Апап поднял его в воздух и бросил на землю?
Нилуфар засмеялась. Апап подтверждающе кивнул головой. Чандра пощупала мускулистую руку Апапа, она была подобна металлу.
— О! — сказала Чандра, и все засмеялись.
Нилуфар встала.
— Я приготовлю поесть.
— Из чего? — грустно спросил Виллибхиттур.
— Как же быть? — Нилуфар снова села.
— Рынок закрыт, — напомнила Чандра.
— Сколько у нас риса? — спросил поэт.
Нилуфар показала ему единственную пригоршню риса.
Этого довольно для всех нас.
— Но что мы будем делать после?
Никто не ответил.
— Почему мы все так беспомощны? — воскликнул в отчаянии поэт.
Нилуфар взглянула на него.
— Потому что мы нищие и вынуждены скрываться.
Нилуфар принялась готовить рис. Хэка и Чандра помогали ей. Поэт лег.
— И ты ложись, — сказал он Апапу. — Ты, наверное, устал?
— Нет. — Апап улыбнулся. — Отдохните сами.
Слова Апапа растрогали поэта. У этого негра такие усталые глаза, а ни на что не жалуется… А он сам — почему он спокойно лежит здесь в такое смутное время?
— Теперь, наверно, Манибандх уже знает все, — проговорил Виллибхиттур.
— Господин? — переспросил Апап.
— Не господин он тебе глупый. Не господин, а насильник и деспот. Называй его диким, палачом…
И поэт с удивлением услышал в ответ:
— Палач…
— Нилуфар! Ты слышишь? — радостно воскликнул поэт.
Нилуфар не могла сдержать слез от волнения.
И вдруг снова дрогнула и загрохотала земля. Все на время забыли о раздорах. Испуганные горожане и солдаты бросились врассыпную. Если раньше смерть грозила побежденным, то сейчас гибель нависла над всеми. Люди, чувствуя себя бессильными перед грозным лицом стихии, бежали куда глаза глядят. А грохот, исходящий из самой утробы земли, не замолкал и, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, эхом возвращался назад.
От сотрясения рухнула каменная ограда перед храмом бога Ахираджа. В это время Манибандх возвращался из дворца Амен-Ра.
— О великий Ахирадж! — вырвалось у него. — Неужели ты еще не утолил свой голод?
Колесница остановилась.
Манибандх воскликнул:
— Солдаты! Бог Ахирадж разгневан. Мы должны просить богиню Махамаи, чтобы она утихомирила беспричинный гнев своего сына.
— Мы повинуемся, господин! — закричали солдаты.
— Возничий! Правь к храму богини Махамаи! — приказал Манибандх.
Колесница тронулась, за ней побежали с тяжелым топотом, звеня оружием, телохранители. Завидя солдат, все испуганно разбегались в стороны.
В городе царило смятение. Многие горожане собирались покинуть Мохенджо-Даро. «Разве можно оставаться в этом аду? Скоро здесь не будет ни еды, ни питья. С севера надвигается смерть», — говорили одни. Другие предсказывали, что великий бог начнет скоро свою страшную пляску, от нее разрушится весь город. В великом городе давно нет мира и спокойствия, можно безнаказанно убить человека, и никто не станет карать убийцу!
Поставив охрану у дверей храма Махамаи, Манибандх вошел внутрь. Гордость Мохенджо-Даро — великий царь йогов — даже сейчас сидел в величественной задумчивой позе. Он словно не слышал, как грохочет земля.