— Это не скоро, — нетерпеливо перебил Максим; — может быть будут на пути через Бриндизи, с малой в нем остановкой?
— Может быть, синьор, но на это положиться нельзя, водная стихия не всегда покорна. Здесь ожидается венецианское судно с шелком для перегрузки в Неаполь и корабль из Фессалоник, но их до сих пор нет.
— Это ужасно, в такую минуту ждать, да еще генуэзца, они ходят как черепахи!..
— Зато основательно, — заметил Маритимо, очевидно, генуэзец.
— Как досадно, синьор, — вмешался слуга, слышавший их разговор, — час назад ушел корабль в Рим; на нем ехало семейство деспота морейского Фомы Палеолога. Бедные детки, маленькая синьорина Зоя бегала здесь; говорят, наш святейший отец принимает в них участие… их встречал кардинал Виссарион… бедные дети!..
Но Максим его не слушал далее; он что-то обдумывал.
— А что, почтенный, — обратился он к служителю, — можно нагнать этот корабль?
— На крыльях, разве, почтенный синьор?
— Нет, на веслах и парусах…
— Не знаю, синьор, разве рыбаки, те как чайки.
— Вот тебе, приятель, — Максим сунул монету, — скорее иди, собери охотников. Десять флорентинов, если нагонят.
Тот мигом бросился.
«Вероятно у молодого синьора крупное коммерческое дело», — подумал про себя Маритимо, опуская в кошелек монету.
Служитель бегал по берегу, выкрикивая предложение. Рыбаки в нерешительности пожимали плечами, наконец, нашлось человек пять молодых; заработок был очень соблазнителен.
— Ну, давай нам твоего синьора, сию минуту будем готовы!
— Ну, Андрео, командуй, — обратились они к одному молодому рыбаку, особенно живому и решительному.
Собралась толпа любопытных.
— Ох вы, бедовые, — иронически говорил старый рыбак, — воротитесь вы назад, да не с десятью флоринами, а с большим срамом, да потерянным временем.
— А ты, дядя, тоже не прочь бы, да кости стары стали!
— Оно правда, — ворчал тот, — вам-то легче; если ветер будет мал, вы свой из головы повыпустите, потому что он там попусту гуляет.
Наконец появился Максим, за которым несли вещи. Толпа расступилась перед ним, с любопытством на него поглядывая.
Максим вошел в легкую лодку, она покачнулась.
— Трогай, друзья мои! — сказал он, перекрестясь. — Адио, синьоры! — крикнул Максим толпе, сняв шляпу.
Веселая улыбка играла на его добром лице.
— Удачи, красивый синьор! — крикнули с берега.
Рыбаки налегли на весла, сначала довольно тихо, но мерно, под команду Андрео. Парус вздулся, лодка дрогнула, так что стоявший Максим ухватился за мачту, и полетела в голубую даль беспредельного моря. С берега не расходились и смотрели вслед молодым рыбакам. На горизонте белел парус догоняемого корабля. В открытом море ветер стал сильней, весла мерно и быстро работали, с берега это представлялось взмахами крыльев. Максим Дука стоял; ему казалось, что так скорее пойдет лодка; его роскошные черные волосы развевались от ветра. Солнце палило, но он его не замечал; рыбаки были мокры, пот градом катился по лицу, но стереть его не было времени. Молодой Андрео сидел на руле. Корабль, между тем, стал виден яснее и яснее. Это был высокий, красивый корабль; он плавно и гордо рассекал волны. Наконец можно уже различать людей. Сердце Максима сильно билось. Видно даже, как оттуда смотрят с удивлением, гребцы выбиваются из сил и готовы бросить весла; уже слышно, как флаг св. Петра хлопает по мачте, то обвисая, то снова развертываясь и гуляя по ветру.
— На корабле спускают парус! — невольно вскрикнул Максим.
— Да, да! — с удивлением подтверждал Андрео.
— Что это значит?
Действительно, парус спускался, корабль замедлял ход.
До корабля уже было рукой подать.
— Ну, синьор, через пять минут вы будете взбираться на корабль.
— Молодцы! — ответил на это довольный Максим. — Вот вам.
Максим заплатил больше, чем обещал.
— О, щедрый синьор! Да поможет вам Пресвятая Дева в вашем предприятии.
При этом рыбаки поспешно сияли шляпы, а потом восторженно ударили веслами и лодка вмиг была у борта.
Корабль шел медленно; оттуда сбросили лестницу, по которой Максим собирался взобраться.
Рыбаки сложили весла и весело махали ему шляпами.
Максим благодарил, что его подождали, извинялся, что задержал почтенное общество и обещал поблагодарить за это капитана.
— Помилуйте, синьор, — с довольно заметным неудовольствием сказал какой-то хорошо одетый господин, мы предполагали, что вы догоняете нас, чтобы сообщить о какой-нибудь опасности, так как, наш капитан впервые в этих водах, или, может быть, пираты…
— Еще раз прошу извинить меня, у меня такое спешное дело… наконец, синьор, я ведь не звал, никаких знаков не подавал, чтобы корабль остановился, — в свою очередь с неудовольствием отвечал Дука.
— Этот корабль не пассажирский, мы не можем вас взять.
Максиму оставалось просить. Но тот, с которым он говорил, был категоричен. Как ни тяжело было Дуке, но он стал снова спускаться в лодку.
Между тем капитан, прельщенный благодарностью, стал просить за синьора.
— Максим, Максим! — раздался вдруг чей-то голос с корабля.
Максим быстро повернулся, это был кардинал Виссарион.
— Максим, куда это ты? Мы тебе очень рады!
Обрадованный Максим бросился на лестницу и через минуту с благодарностью пожимал руку кардинала. Кардинал поспешил сгладить неловкость и представил Максима Дуку камергеру папы.
После обычных расспросов, кардинал Виссарион посадил Дуку в стороне и тихо сказал ему:
— Я везу наследников византийской короны, тут у меня широкие планы. У меня завязались сношения с Россией — там много князей и княжен. Так вот я рассчитываю кого-нибудь из Палеологов или женить на какой-нибудь из них, или выдать замуж за русского князя и, может быть, нам удастся возложить тяжкий, но великий венец византийских императоров на голову православного князя. Конечно, будет много работы, но будет зато цель жизни и деятельности.
На пятый день, утром, Максим Дука оставил папский корабль. Через час он был у Гихара.
В этот день, вечером, старый Гихар послал сказать во дворец, что он не может прийти и отправился, когда уже стемнело, на террасу, выходящую в сад, поговорить с Инесой, и в особенности с Максимом, с которым за целый день не успел наговориться. Был хороший, теплый вечер. Когда старый Гихар вышел на террасу, было тихо, только нежный шепот слышался из угла, скрытого тенью деревьев. Он немножко постоял, ожидая, что его окликнут, но не дождавшись, махнул рукой и ушел.
— Бедный отец, — с нежной улыбкой прошептала Инеса, — он оказался лишним.
Старый Гихар отправился к королю.
— А я думал, что мой дорогой Гихар от семейной радости заболел! — встретил король своего друга.
— Нет, — отвечал тот несколько недовольно, — я дома лишний.
Король весело расхохотался.
— Ну, чего сердишься, старина! Так и быть должно. А отчего же жениха с невестою не привел во дворец.
— Очень им нужен дворец вашего величества, когда они в раю.
— Это ты остроумно сказал. Я от души радуюсь за дорогую Инесу.
— Я тоже от души люблю Максима, — искренно сказал старый Гихар; — жаль только, что он не испанец и не католик.
— Что за фанатизм, старина! Религиозного фанатизма не одобряю, а тем более национального; в первом случае я еще могу оправдать фанатика, что он соболезнует о своем ближнем, что он не верует тому, что истинно; но если кто не родился испанцем, то при всем его желании сделаться испанцем, при всей его симпатии к Испании, он изменить своей крови не может.
— Да, да, — оправдывался Гихар. — Все совместить на земле нельзя.
В Фессалониках, направляясь к гавани, шли два синьора.
— Так вы, синьор Труцци, говорите, что из Каффы привезли около тысячи пленных русских?
— А что вы, синьор Батичелли, хотите покупать?
— Да, думаю.
— Неужели, чтобы отпустить на свободу? Мы знаем, что вы богаты, но ведь тут нужно быть крезом, чтобы так бросать деньгами. Мы просто теряемся.
— Неужели, синьор, вы находите, что это бросать деньги?