– «На свете счастья нет, но есть покой и воля», – процитировала Саша и наконец посмотрела ему в глаза. – Пушкин знал, что говорил. Покой… Я поняла: это как раз то, что мне необходимо. И мою свободу Никита точно не станет ограничивать, он не абьюзер. С ним легко, тепло и весело. А про безумную страсть лучше написать, чем пережить ее в реальности.
– Ты правда так думаешь? – не поверил Артур.
Она кивнула так резко, точно клюнула носом. Потом испытующе прищурилась:
– Разве у вас с мамой была страсть? Вы ведь… летели вместе, это совсем другое… Помнишь «Прогулку» Шагала? Вот такими вы мне виделись – вознесшимися к облакам.
– А мне всегда казалось, что Шагал нарисовал каких-то уродов, – он прикинулся оскорбленным, чтобы слегка разрядить обстановку. Слишком уж Сашка сама себе казалась несчастной…
И она беззвучно рассмеялась, чуть запрокинув голову. Только Артур не понял: ему действительно удалось развеселить ее или она сделала это лишь в угоду ему?
Оттого, что сейчас Саши не было рядом, он чувствовал себя одноруким. Даже ее безмолвное присутствие на допросах придавало Артуру уверенности, точно она прикрывала его спину и можно было не опасаться удара сзади.
Этим утром он вошел в цирк без нее, сопровождал его только Володя. Если была возможность выбирать, кого из оперативников взять с собой, Логов всегда звал Овчинникова. В нем чувствовалось особое спокойствие, располагавшее людей, но Артур знал, что на самом деле этот человек подобен пружине, готовой резко распрямиться в момент опасности и нанести удар.
Когда они подошли к служебному входу, Логову показалось, что кто-то наблюдает за ними из окна на втором этаже. Но стоило ему поднять голову, как темная фигура отшатнулась, и он не успел разглядеть, кто это был. Впрочем, все цирковые сейчас интересовались результатами его работы, нет ничего удивительного, что они шпионят за ним…
Овчинников не заметил слежки:
– Поливец связался со смишниками, пытается найти зрителей, присутствовавших на том представлении. Вдруг кто-то еще заметил эту дамочку с лазерной указкой? А к нам не обратился потому, что не придал значения. Бабулька какая-нибудь могла и не понять, что происходит…
– Моя вина, – признал Артур. – В тот момент я счел падение Венгра несчастным случаем. Надо было тормознуть зрителей… Но там такая паника началась. Дети орали благим матом: «Тигриков хочу!» Мамочки утаскивали своих чад чуть ли не под мышками…
– Ну, их можно понять! Не думаю, что в ближайшее время они снова придут в цирк.
Завидев в конце коридора директора цирка, Артур пробормотал:
– Представляешь, какие убытки они сейчас терпят? Вот кто меньше всех был заинтересован в смерти артиста во время представления, так это наш дражайший Василий Никанорович…
– Судя по всему.
Ганев уже заторопился им навстречу, вместо приветствия выкрикивая вопросы:
– Что у вас нового? Появился подозреваемый? Мы скоро сможем открыться?
«Да кто к вам пойдет-то сейчас?» – реплика застыла у Логова на губах. Он сдержанно улыбнулся:
– И вам доброго утра, Василий Никанорович. Работаем! Вы что, детективы не смотрите? Наши киношные коллеги всегда отвечают так.
– Не смотрю, – директор отер пот со лба. – Боже мой, мы просто горим! Вы понимаете? Меня снимут, к чертовой матери!
– Сочувствую, – с душой произнес Логов и, едва не поморщившись, выдавил банальность: – Мы делаем все возможное.
Ганев смотрел на него с мольбой:
– И ничего?
Ухватив его за локоть, Артур увлек директора за собой:
– А все потому, любезнейший Василий Никанорович, что в вашем заведении воцарилась круговая порука.
Директор поглядел на него с ужасом:
– Что вы имеете в виду?
– Ни одна живая душа пока не сказала нам, у кого был зуб на Михаила Венгровского.
На ходу обернувшись к Овчинникову, он сказал:
– Володя, поговори с билетершами, вдруг что-то всплывет…
И повел Ганева дальше, машинально разглядывая старые афиши на стенах. Некоторые совсем пожелтели, хоть и были заключены под стекло. Артур подумал: «Наверное, какие-то я видел еще ребенком, когда мама приводила меня в этот цирк…» Хотелось припасть к каждой, рассмотреть все штрихи, уже полустертые, попытаться вспомнить.
Одновременно он продолжал рассуждать вслух:
– Мы не берем в расчет уважаемую Анну Эдуардовну, поскольку, по моему убеждению, она стала сопутствующей жертвой. Скорее всего, она увидела или услышала нечто не предназначенное для ее ушей и поплатилась за это. Но целью преступника был именно Венгр… И нам необходимо понять, кто затаил на него обиду?
Логов остановился:
– Почему вы отворачиваетесь, господин Ганев? Вам тоже что-то известно, но вы по какой-то причине не хотите сообщить это следствию?