– Пойдем к ней сейчас?
– Почему бы нет?
Нацелившись на последний кусок, Артур спросил уже другим, более теплым тоном:
– Как там наш мальчик?
Сашкино лицо просветлело:
– Утром его перевели в отделение. И мне даже разрешили заглянуть на минутку…
– О как! Одноглазый не умер от счастья?
– Я сама чуть не умерла… Оказывается, я по нему соскучилась просто зверски! Чуть не расплакалась, когда увидела, что он улыбается…
– Я сейчас расплачусь.
– И ничего смешного!
– Да упаси бог! Разве я смеюсь?
– А то я не вижу!
– Как ты прошмыгнула в палату?
В голубых глазах заблестела хитринка:
– У меня там знакомый доктор появился. Очень хороший человек.
– Сколько ему лет?
Ее рассмешила такая подозрительность:
– Да он старше тебя!
– То есть совсем древний… Понял.
– Нет, ну ты у нас еще хоть куда!
– И на том спасибо, – Артур положил вилку. – Ты покончила со своей гадкой сосиской?
Она внезапно заговорила тем гнусавым голосом, который обычно звучит из любой системы оповещения:
– Уважаемый, не критикуйте чужие вкусы! – И добавила уже своим голосом: – Не понять тебе прелести простой пищи.
– Не понять, – согласился он. – Ну, за работу?
– Недели через две его выпишут, – добавила Саша, думая о своем.
Поднявшись, Логов подмигнул:
– Мы с тобой должны раскрыть это дело до его возвращения.
– Почему? – удивилась она.
– Чтобы потом ты могла заниматься только им. И не думать постоянно, какую еще версию нужно проверить. Это, знаешь, не очень-то способствует налаживанию отношений… Чуть не сказал: мужчины и женщины… Вас же так не назовешь!
– Если я кину в тебя вилкой, меня арестуют, как думаешь?
Директор решил, что в субботу можно будет возобновить представления, хотя еще и недели не прошло с трагического воскресенья, и между собой билетерши осудили это решение. Но Нина Васильевна Голубева попыталась убедить их, что цирку нужно выживать, а без зрителей это никак не получится. Да и черный пиар – тоже пиар. Как раз Миша Венгр понял бы это, он был из тех, кто использовал любую ситуацию, так что его память веселье на манеже не оскорбит. Скользкий был парень… Хотя многие любили его. А некоторые даже больше, чем допускал здравый смысл…
Если уж как на духу, Нину Васильевну куда больше потрясла смерть подруги, с которой расправились до того зверски, что от одной мысли передергивало и наворачивались слезы. Хотя и Мишину гибель, некоторым ее товаркам до сих пор казавшуюся несчастным случаем, она втайне считала убийством. Ребенок не мог сочинить существование женщины с лазерной указкой, а его мама успела нашептать билетерше, провожавшей ее к следователю, о чем собирается ему рассказать.
Поэтому Голубева нисколько не удивилась, когда Артур Александрович опять разыскал ее в цирке. Его и сейчас сопровождала та удивительно милая помощница с огромными голубыми глазами – такими серьезными, будто девушка была куда старше, чем казалась.
«В Следственном комитете и должны работать умные люди, – согласилась Нина Васильевна. – Дурак преступника не перехитрит…»
Логов расцвел ей навстречу, и на мгновенье она почувствовала себя той легкой, стремительной Ниночкой, из-за которой однажды чуть не прыгнул с моста студент физмата, вручивший ей билеты не на тот спектакль Ленкома, какой ей мечталось увидеть. С тех пор Нина Васильевна была крайне щепетильна в подборе слов – они действительно могут убить…
– А это снова мы! – радостно объявил похожий на артиста следователь, как будто повод для встречи мог быть приятным.
Но она заставила себя улыбнуться:
– Рада вас видеть, Артур Александрович!
– О! Вы даже имя мое запомнили… Как приятно.
– Раньше я работала экскурсоводом, у меня профессиональная память.
Он вздохнул:
– Ну вот… А я уж решил, что это я такой особенный.
«Знает ведь, что особенный». – Голубева взглянула на его помощницу, не сдержавшую усмешку. Почему-то эта девушка вызывала у нее теплые чувства, словно была ее потерянной младшей дочерью и сейчас они проходили период узнавания друг друга. Так и хотелось прижать к груди ее голову…
– Присядем?
Они прошли в зал, где репетировала дрессировщица собачек. Нина Васильевна села на ряд ниже, чтобы повернуться к арене спиной: пуделей и шпицев она недолюбливала. И вообще предпочитала кошек, из-за чего покойная Анна Эдуардовна не ходила к ней в гости. У нее случался неистовый приступ аллергии, даже если Нина Васильевна заглядывала к ней в одежде, хранившей незримые кошачьи следы и шерсть. Поэтому она тщательно умывалась и переодевалась, прежде чем забежать к соседке. Когда на манеже выступали Харитоновы со своими гигантскими кошками, Тараскина заранее выходила из зала. Хорошо, что их номер всегда закрывал второе отделение.