Как раз мысль об этом и не давала покоя Нине Васильевне все последние дни… И она сама уже собиралась обратиться к следователю, хотя ее подозрения могли совершенно не иметь значения. Но все же она выпалила сразу, пока не забыла, ведь ее хваленая память в последнее время стала сбоить.
– Вы знаете, я думаю, что та женщина с лазерной указкой… Ну, вы понимаете, о ком я! Она может быть страстной кошатницей.
Логов отнесся к ее словам всерьез, его лицо сразу стало сосредоточенным:
– И что заставило вас так думать?
Она с облегчением перевела дух: не рассмеялся!
– Дело в том, что Анна Эдуардовна всегда садилась на последний ряд во время представления. Там обычно половина мест пустует… А тут она выскочила в фойе со слезящимися глазами, и нос мгновенно распух – все признаки аллергии. Я не утверждаю, что именно на кошек! У нее, бедолаги, многое могло спровоцировать приступ… Но она сама тогда сказала о кошатнице, которая села где-то рядом.
– И это было именно то место в зрительном зале?
– Мальчик указал туда. Его мама подтвердила, что они сидели чуть ниже, а Гоша вертелся и оборачивался назад. Видимо, убийца не рассчитывала на это. Обычно ведь во время представления все взгляды прикованы к артистам.
– Кошатница, – повторил Логов задумчиво. – Не знаете, у Марты Стасовской есть кошки? Мы, конечно, проверили ее алиби, но чего не бывает?
И добавил, поглядев на девушку:
– Вдруг она в сговоре с врачом?
У Нины Васильевны перехватило дух:
– На столе у Марты, в ее бухгалтерии, стоит фотография серого персидского кота… У него такая пышная шерсть!
– Кот-аллерген, – заметила помощница следователя.
Спросить, как ее зовут, было как-то неудобно, но, к облегчению Нины Васильевны, он сам обратился к ней по имени:
– Саша, загляни потом в бухгалтерию… Ну, ты сообразишь, что делать, – и перевел взгляд своих необыкновенных глаз на Голубеву. – Это хорошая зацепка, спасибо вам.
Она почувствовала, как к щекам прилил жар. Кажется, ей не доводилось так краснеть с юности, и эта горячая волна подхватила ее и мгновенно перенесла в один из дней, случившихся почти полвека назад, когда мальчик, в которого Нина втайне была влюблена, нарисовал под ее окном розу. Просто мелом на асфальте… Наверное, у него не нашлось денег, чтобы купить настоящую, тогда не было заведено давать детям на карманные расходы, а цветок попроще он счел недостойным этой девочки. Неужели она была когда-то прекрасна? Самой не верится…
С трудом вернувшись в нынешнее тело, давно пожухшее, Нина Васильевна проговорила сдержанно, наспех размяв губы, онемевшие от вспомнившегося восторга:
– Я вас от души поблагодарю, когда вы поймаете убийцу Анечки…
Потом, спохватившись, добавила:
– И Миши, конечно.
От Логова это промедление не укрылось. Мило («Нет, не подходящее слово!» – рассердилась она на себя) склонив голову набок, он спросил почти ласково:
– А вы не так уж огорчены его смертью…
– Но ослепила его не я, если вы на это намекаете!
– А у вас не было причин его ненавидеть?
Ей захотелось отвернуться к манежу: лучше на дрессированных собачек смотреть, чем выдерживать этот взгляд, понимающий больше, чем она хочет сказать. Сухие пальцы впились в подлокотник кресла: «Правду и только правду? Но я ведь не на суде… Сам дознается, потом будет считать, будто я мешала ходу расследования. Ну и что? За это не сажают».
И все же она заставила себя произнести:
– Не могу сказать, что я любила Мишу… Он очень непорядочно вел себя по отношению… к некоторым людям.
– К девушкам?
Нина Васильевна кивнула. Показалось, будто Логов смотрит на нее с сочувствием. Неужели понимает, как не хочется ей выдавать тайну, доверенную в минуту отчаяния? Но что, если она покрывает сейчас преступника? Точнее, преступницу…
Выдавила через силу:
– Одна наша девочка была вынуждена сделать аборт. Михаил бросил ее беременную.
– Ее имя? – следователь выбрал нарочито деловой тон, чтобы не создавалось ощущения, будто они сплетничают на завалинке.
– Школьник.
– В смысле? Школьница?!
– Нет-нет, – испугалась Нина Васильевна. – Это фамилия – Школьник. Мира.
Не выказав удивления, Сашка кивнула:
– Мира. Я говорила… вам.
«Между собой они на «ты»? – опешила Голубева. – Но они ведь не… Господи, она же совсем ребенок! Или у них в Следственном комитете просто не соблюдается субординация?»
Так думать было легче…