Год, проведенный Ламией в тюрьме, не изменил ее отношения к жизни, а только озлобил. Раньше она презирала людей, теперь ненавидела их всей душой. Даже капитан Карлос Санчес с его страстной любовью, доходящей до самопожертвования, не вызывал у нее ничего, кроме отвращения, особенно когда она узнала, как он распорядился ее выигрышем в казино. Она едва терпела его во время их свиданий, на которые полицейский являлся с завидным постоянством раз в неделю, преодолевая ради этого сотни километров от Леона до Мадрида и обманывая свою жену разными небылицами о служебной необходимости. Ламия давно бы отказалась от этих встреч, если бы не надеялась с его помощью оказаться на свободе. Кроме того, что капитан Санчес скрыл от следствия некоторые улики, имеющие отношение к ее делу, он оплачивал ее адвоката.
Разумеется, Ламия была способна и сама покинуть тюрьму, наведя морок на надзирателей и охранников, которые сами открыли бы ей ворота. Но тогда ей пришлось бы много последующих лет скрываться от Интерпола, международной полицейской организации, имеющей филиалы во всех более или менее развитых странах. Единственное место на земле, где Ламия могла бы чувствовать себя в безопасности, был остров Кеймада-Гранди, где она родилась и откуда сбежала, едва достигнув совершеннолетия, дав себе зарок никогда сюда не возвращаться. Кому-то этот крошечный островок, затерянный в океане вблизи берегов Бразилии и буквально утопающий в тропической зелени, мог показаться райским уголком. Но если это и был рай, то лишь для змей, которыми остров буквально кишел и которые давно уже изгнали остальных его обитателей. Выжить и прижиться здесь смогли только ламиаки – древний народ, при необходимости умеющий принимать змеиный облик, но не имеющий ничего общего со змеями, как современные люди – с обезьянами. Ламиаки были коварны, жестоки и безжалостны. Такой же была и Ламия. Но, плоть от плоти своего народа, она не могла жить среди сородичей – ни в юности, ни тем более теперь, когда познала все прелести цивилизованного мира. Поэтому Ламия весь минувший год оставалась в тюрьме, ожидая, когда капитан Санчес и нанятый им адвокат выполнят свои обещания, и она сможет вернуться в человеческий мир полноценным членом общества, имеющим право пользоваться всеми его благами.
Однако, несмотря на то, что она полностью подчинила себе разум и волю этих двух людей, они были бессильны в мире правосудия. Этот мир, как Ламия вскоре поняла, подчинялся не ее прихоти, и даже не закону, а власти денег. Того, кто мог откупиться, оправдывали, какое бы преступление он ни совершил. Остальных осуждали – в назидание тем, кто, имея деньги, питал иллюзии насчет справедливости существующей судебной системы. У капитана жандармерии Санчеса и адвоката Рамираса, несмотря на то, что они имели непосредственное отношение к этому миру, оказалось недостаточно средств, чтобы вызволить Ламию из тюрьмы. Они могли только затянуть судебное разбирательство и обеспечить ей сносное существование в тюремной камере, но не более того.
Осознав это, Ламия направила полицейского к Мартину Крюгеру, но тот отказался даже выслушать его.
Тогда Ламия пришла в отчаяние. Она привыкла к свободе передвижения и к тому, что ее прихоти решают все, а в тюрьме она была вынуждена подчиняться определенным правилам и чужой воле. Это насилие, которое неустанно, день за днем, совершалось над ней, отразилось на ее внешнем облике. Из молодой и красивой женщины она постепенно превратилась в бесполое существо неопределенной наружности. К счастью для нее, ни Карлос Санчес, ни Антонио Рамирас, по-прежнему находясь под ее гипнотическим влиянием, не замечали этого.
Однако так не могло продолжаться бесконечно. Рано или поздно они прозрели бы, да и судья мог вынести самый суровый приговор. Поэтому Ламия начала уже склоняться к мысли о побеге – скучная жизнь на острове Кеймада-Гранди была все же лучше, чем гаррота или пожизненное заключение в одиночной камере.
Именно в этот момент появился Морис Бэйтс – как сказочный рыцарь на белом коне, спасающий прекрасную принцессу от ужасного дракона.
Но Ламия не была настолько наивна, чтобы верить в сказки. Разговаривая с юнцом-адвокатом, она попутно бегло прощупала мозг ничего не подозревающего незнакомца и уловила в хаосе его мыслей имя Мартина Крюгера. Ей сразу стало все ясно. Она все-таки понадобилась уродливому старому гному, и когда это случилось, он вытащил ее из тюрьмы так же легко и просто, как занозу из пальца.