– Группа обнаружила закладку на подводном кабеле, – пояснил он. – Кто-то снимал информацию.
Человек в штатском скривился:
– Да брось, какая там информация! О чем? Нашел секреты! Обычные танкеры и сухогрузы пираты и без всякой специальной информации как семечки щелкают.
Седой усмехнулся:
– Разумеется, обычным пиратам это не нужно. Да им такую закладку и не поставить. Не по зубам будет задачка. Тут, думаю, готовится что-то неординарное. «Фаину» помнишь? Сухогруз, набитый танками и «Градами»? Захватили его вроде бы как случайно, но ведь и козе понятно, что была наводка. Ты мне лучше скажи, что там другие разведки докладывают? Ты же обобщаешь всю полученную информацию, когда готовишь справку для верховного. Серьезной перевозки оружия не предвидится?
– Копаем. Полной ясности пока нет, – буркнул человек в штатском.
Вице-адмирал скептически прищурился. Гость определенно врал. Информация у него, конечно, была. И именно та, которая интересовала хозяина кабинета. Просто говорить не хотел. Обычная манера политиков – секреты от своих. Чужим ведь и так все известно. Для чего же тогда придуманы деньги и бабы?
Вице-адмирал внимательно разглядывал смущенное лицо бывшего друга. То, что бывшего, теперь было окончательно ясно. Ведь когда-то вместе, плечом к плечу, под вражеским огнем… А теперь вот ушел в политики, и не стало ни друга, ни человека. Одна должность осталась. Но нельзя же самому уподобляться такому и корчить из себя носителя сакральной тайны.
Вице-адмирал вздохнул и нехотя признался:
– Ребята считают, что на стороне противника играет опытный профессионал-глубоководник. Из наших бывших.
Гость встревожился не на шутку:
– Они что, подозревают кого-то конкретно?
– Да. В отряде «Спрут» служил один специалист экстра-класса по кличке Глок.
– Где он сейчас?
– Отряд «Спрут» давно расформирован, боевой пловец Глок считается погибшим при выполнении боевого задания.
– Его тело нашли?
– Нет, но…
Гость в штатском замахал руками:
– Не продолжай, Илья, все ясно. Это как раз тот самый случай. Тебе этот экстраспециалист может стоить места. Если я доложу о нем наверх, то и «Кракена» твоего завтра не будет. Так что ты ничего не говорил, я ничего не слышал. А диверсантов твоих в любом случае придется оттуда отозвать. В Аденском заливе и без них сил хватает. Не протолкнуться от военных кораблей.
Адмирал усмехнулся:
– О чем ты говоришь, Гурий? Из Аденского залива пираты давно ушли. Теперь их арена – все Аравийское море. Там их отловить будет непросто. У Сомали две тысячи триста миль морского побережья, проконтролировать их технически невозможно.
Гость в штатском ответил не сразу.
– Что у нас там с агентурной сетью? – спросил он. – Этот резидент еще работает? Забыл, как его?..
– Резидент Лумумба, – подсказал седой адмирал. – Да, он был законсервирован, но сейчас опять внедрен в разработку, восстановил агентурную сеть.
Человек в штатском молча положил листки с секретным сообщением в папку и направился к выходу. В дверях задержался и обернулся.
– До свидания, товарищ Старостин, – многозначительно усмехнулся он.
– Прощай, господин Новицкий, – отозвался адмирал.
И проводил гостя невеселым взглядом.
Юный обитатель сомалийского побережья Абдулла Муса не помнил своего отца. Когда Абдулла был совсем маленьким, тот пропал во время войны с самым многочисленным и сильным в Сомали кланом Хавийе. Причина войны была крайне серьезной. Воюющие стороны выясняли, кто из них произошел от прародителя всех людей – Сомала.
В ту войну погибли или пропали почти все родственники Абдуллы. Чудом спаслись только сам Абдулла с матерью. После долгих мытарств они обрели убежище в католической миссии. Там они прожили много лет. Абдулла вырос, научился говорить по-итальянски и по-английски. Там же он освоил специальность автомеханика. Потом миссию разгромили бандиты из клана Иссак.
Абдулле с матерью снова повезло. Они спаслись и, сменив несколько мест, нашли наконец приют в маленькой бедной деревне неподалеку от морского берега. Деревня была не просто бедной, а нищей. Абдулла ничем не выделялся среди своих сверстников. А если и выделялся, то не в лучшую сторону.
Невзрачный юноша не обладал авторитетом у товарищей и не пользовался вниманием женского пола. Машин и других механизмов в деревне не было, поэтому перспектива у него была незавидная – пасти чужих коз или собирать выброшенный прибоем мусор.
Так продолжалось, пока в один прекрасный для Абдуллы день в их деревню не прикатили два джипа. Джипы, подняв облако песка и пыли, затормозили прямо напротив убогой мундулло – круглой саманной хижины с соломенной крышей, в которой жили Абдулла и его мать.
Из первого джипа вылез шикарный, толстый, весь в золоте человек и неторопливо направился к дверям хижины. За ним следом высыпали люди в камуфляже, вооруженные автоматами. На пороге хижины возникла мать Абдуллы. Увидев толстяка, она громко заплакала и бросилась ему навстречу.
Оказалось, что толстяк – это ее пропавший брат Али. Он обнял сестру, окинул презрительным взглядом ее скромное жилище и что-то сказал сопровождающим. Затем обратил внимание на маячившего за спиной матери Абдуллу. Выяснив, кто он, важный господин Али велел Абдулле называть себя дядей. И уехал, но обещал вернуться.
Дядя Али оставил подарки сестре и племяннику – мешок риса и кое-что из одежды. Абдулла тут же сменил обычный прикид сомалийского денди – набедренную повязку и накидку через плечо – «фута бенадир» – на камуфляжные штаны и рубашку. Голову повязал красно-белым платком – «иорданкой».
На следующий день отношение к нему резко изменилось. Девчонки стали смотреть на него с тайной надеждой, парни с заискивающей завистью. Он разом попал в число самых завидных женихов деревни. Но местные барышни Абдуллу не интересовали.
Сомалийские девушки поголовно подвергались изуверской процедуре обрезания женских половых органов. Делалось это в соответствии с древним обычаем, чтобы при совокуплении они не получали ни малейшего удовольствия. На функции деторождения это никак не сказывалось, но способствовало сохранению супружеской верности. Ведь там, где нет удовольствия, не будет и греховного искушения.
В католической миссии Абдулла целые дни проводил с итальянцем Джузеппе, который обучал его премудростям профессии автомеханика. Джузеппе в миссии слыл за опасного ловеласа и к обрезанным женщинам относился с величайшим презрением.
«Найди дупло в бревне и засади в него – больше удовольствия получишь», – говаривал он ученику.
Зато Джузеппе сильно хвалил эфиопок, называл их очень красивыми и темпераментными.
«К тому же они христианки», – добавлял он.
Абдулла решил обязательно попросить дядю, чтобы тот познакомил его с какой-нибудь эфиопкой.
Вскоре дядя Али и в самом деле перевез Абдуллу с матерью в свой особняк. Абдулле дом показался настоящим дворцом султана. Но матери особняк не понравился, и она попросила брата вернуть их обратно в хижину. Только уже в новую.
Не только особняк, но и сам дядя Али вызывал у Абдуллы бурное восхищение. Дядя был борцом. Не в смысле занятий спортивной борьбой, а борцом за свободу и независимость. Те, кого иностранцы называли пиратами, в народе считались героями. О них слагали песни и баллады.
Сначала дядя Али боролся с иностранными браконьерами, которые со своих лодок ловили рыбу у сомалийских берегов. Потом он стал захватывать корабли покрупнее. На вырученные за добычу деньги он купил особняк и несколько машин. Добычу он всегда делил по-честному, на три части. Одну треть полагалось отдать правительству, вторую треть он оставлял себе на расходы, оставшуюся треть выделял своим людям. За такой справедливый дележ те просто боготворили своего командира.
Дядя Али давно превратился в солидного бизнесмена. Он торговал нефтью, гуманитарной помощью и рабами, сдавал в аренду машины, но все равно время от времени продолжал выходить в море на пиратский промысел. Для удовольствия. Люди уважительно звали его Находом. Слово, кажется, персидское, но и в Африке, и в Индии, и в Аравии означало владельца судна и капитана. Самым известным находом был знаменитый Синдбад.