А еще странно, что я вижу это только тогда, когда кто-нибудь рожает».
О ком это? Кто рожал в ночь метеоритного ливня? Тит перевернул страницу.
«Я поймала Эйрин за чтением своего дневника. И ошеломлена бесконечно. Потому что всегда верила: трудно найти мага честнее Эйрин. Но она отказывается даже объяснить, зачем взяла его.
Я в растерянности. Неужели я настолько неверно сужу о людях? Неужели все вокруг готовы предать меня?»
Тит давно проверил списки фрейлин матери на дату записи, но ни одной Эйрин в них не нашлось.
«27 марта 1016 державного года.
Снова то же видение.
Ничего нового, разве что теперь я уверена: стоит не мужчина, а юноша, возможно, еще совсем мальчик. Не могу объяснить, почему, но уверена».
«9 июля 1018 державного года.
Обзор был шире. Пораженный юноша стискивает поручень балкона так, что белеют костяшки пальцев».
Тит вспомнил, как вцепился в перила, ошеломленный видом вызванного Уинтервейлом водоворота. И это слово, «поручень». Можно ли назвать поручнем мраморную балюстраду, окружавшую величественный балкон его спальни в замке? И держался ли он за балюстраду, когда ударила молния Фэфакс?
Он не мог вспомнить. Совсем не мог. Сердце колотилось тревожно.
«13 апреля 1021 державного года».
На следующий день после того, как мать узнала, что Тит, а не она будет следующим правителем Державы, когда поняла, что скоро погибнет, и что это видение, долго казавшееся пустяковым, на самом деле очень важно.
«Я ждала, когда оно вернется. К счастью, не слишком долго.
Я наконец увидела лицо юноши. Мне и раньше казалось, что это Тит, но теперь я знаю точно. Сначала он, похоже, спит, положив руку на старый том – может, мою копию Горнила, может, что-то еще. Потом встает, проверяет время – четырнадцать минут третьего – и выходит на балкон.
Но что все это значит? Я словно должна понимать, но не понимаю».
«17 апреля 1021 державного года».
Самая последняя запись. На двух полностью исписанных страницах, с дополнениями, теснящимися на полях. Только первые несколько абзацев рассказывают о самом видении, остальное – указания Титу, что сделать, чему следует научиться, как выполнить ту невозможную задачу, которая, как поняла принцесса Ариадна, предназначена ее сыну.
Он пришел в лабораторию в надежде подтвердить место Фэрфакс в своей жизни. Сейчас же ему хотелось одного: пусть там не будет ничего нового, что склонит чашу весов в пользу Уинтервейла. Пока ничто не вынуждает его заключить, что речь шла об Уинтервейле, он продолжит верить, что его судьба – Фэрфакс.
«Жаль, что я вижу его большей частью со спины; мне так нравится смотреть на лицо сына за мгновение до того, как его потрясет проявление магии стихий. Да, теперь я знаю, что это будет магия стихий, и знаю, насколько ужасными станут последствия.
Уже стали.
Но перед этим он улыбается, мой сын, и лицо его светится радостным ожиданием».
Титу хотелось завопить.
Уставший и мрачный после Горнила, он не улыбался перед тем, как увидел молнию, вызванную Фэрфакс. Но перед появлением Уинтервейла он мечтал о ней.
Глупец, он улыбался во все лицо, совершенно счастливый, а ведь предсказан был Уинтервейл. С самого начала.
Тит закрыл дневник и спрятал лицо в ладонях.
Так тихо, почти неслышно, разбиваются мечты.
Глава 9
Пустыня Сахара
Тит упал на устилающие дно туннеля куски породы с острыми неровными краями. Спину до самого позвоночника пронзила боль. Он стиснул зубы, зацепил ногами Фэрфакс и отдернул ее на пару вершков назад.
– В чем дело?
Она часто и тяжело дышала, словно из ее легких выкачали почти весь воздух.
– Не знаю. Едва я продвинулась вперед, как почувствовала, будто… будто мне в уши вогнали гвозди.
Разновидность заклинания левитации, которую они использовали, не требовала постоянного внимания. Внезапный обрыв обычно означал, что маг, который накладывал чары, потерял сознание. Но с Фэрфакс этого не произошло. Тит представить себе не мог, какого рода реальная боль заставила ее разум вот так отпрянуть.