Выбрать главу

– Новость о леди Уинтервейл можно счесть хорошей. Она знает о тебе, и если ее не допрашивала Атлантида, тем лучше. Что касается Уэста, мне известно недостаточно, чтобы бояться. Но летающая черепица – совершенно другое дело. Вероятно, она предназначалась не для тебя… Ты нужна Атлантиде в целости, а не покалеченной. Но столь близкий к тебе удар меня беспокоит. Возможно, какой-то плут пытается причинить вред Кашкари из-за его связи с сопротивлением или потому, что он охраняет Уинтервейла. Так или иначе, проблема в том, что кто-то что-то знает. – Тит выдохнул. – Тебе надо поскорее уехать.

Сердце замедлилось, едва ли не замерло.

– Ты хочешь, чтобы я уехала?

– Чем больше думаю о черепице, тем сильнее меня это тревожит. Нам бы всем не стоило затягивать с отъездом. Однако, когда мы расстанемся, я не смогу помочь тебе в поисках опекуна, а хотел бы… по крайней мере доставить тебя к нему поближе.

«Когда мы расстанемся».

Иоланту словно что-то душило. Не совсем гнев, скорее протест. Она смирилась со своим неминуемым отъездом из школы и исчезновением из жизни Тита. Но теперь, когда он произнес эти слова, смирение испарилось, точно утренний туман.

Она не желала уезжать.

Никогда.

* * *

Четверть часа спустя Иоланта первой вошла в комнату Уинтервейла на чай.

До того, как Уинтервейл стал Избранным, они с ним редко оставались наедине – общались исключительно как члены группы. И теперь не было причин что-то менять. С буфером в виде одного или нескольких учеников куда лучше. Так легче делать вид, что ничего не изменилось, и поддерживать образ наглого юноши, который слишком много о себе возомнил.

Иоланта подошла к разожженному камину и протянула руку к огню:

– Холодает.

– Я слышал, ты сегодня отбил летающую черепицу, – сказал Уинтервейл с постели.

Иола пожала плечами:

– Уэст похвалил меня на поле для крикета. По пути домой я спас жизнь приятелю. Обычный день необычной жизни Арчера Фэрфакса.

Прежний Уинтервейл захохотал бы, а потом бы жаловался до конца дня, что пропустил такое потрясающее зрелище. Но новый – только улыбнулся уголком рта.

Иоланта заметила, что он выглядит изнуренным, прямо как принц порой. Подобную усталость сном не исправить.

Ее пронзило чувство вины. Больше всего на свете Иола завидовала Уинтервейлу, его силе, судьбе. Его нерушимым правам на Тита. А ведь как никто другой должна была понимать, через какие испытания бедняга прошел. Да еще и лишился подвижности.

И матери – по крайней мере, он так думал.

– Тебя очень угнетает отсутствие свободы передвижения?

Уинтервейл вздохнул:

– Так много планов, так много величия, а я даже пойти пописать сам не могу.

– Тебе хоть немного лучше с тех пор, как перестал все время спать?

– Иногда кажется, что да. Часто я в этом уверен. А потом встаю, и все повторяется.

– Тебе нельзя сдаваться. Планы и величие сами собой в жизнь не претворяются, знаешь ли.

Этот не слишком здоровый и донельзя серьезный Уинтервейл кивнул:

– Ты прав, Фэрфакс. Именно это мне и надо было услышать.

Непривычно здравомыслящий. Даже слишком. Возможно, устал, но без сомнения собран и благоразумен. А теперь, после встречи с его матерью, можно было не сомневаться, что Уинтервейлу не почудилось и он на самом деле ее видел – скорее всего, на крыше на противоположной стороне улицы, откуда она пыталась заглянуть в комнату сына.

Так почему же измеритель здоровья оказался прав насчет проблем с крупной моторикой, но ошибся в оценке состояния разума?

Вбежали младшие ученики с тарелками с яичницей и сосисками. Потом зашел спокойный и чуточку мрачный Кашкари, и разговор переключился на темы, в основном никому не интересные.

Глава 25

Пустыня Сахара

Фэрфакс очнулась под звездным небом; в ушах свистел ветер.

Она двигалась. Привязанная к седлу на спине большого летающего скакуна. Кто-то обнимал ее сзади.

– Только что упала звезда, – сказал Тит.

Фэрфакс склонила голову ему на плечо:

– Ты видел метеорит?

– Я начинаю думать, что твой поклонник, возможно, не преувеличивал, а написал истинную правду: ты могла родиться во время метеоритного ливня и вызвать молнию в день вашего знакомства.

– Значит, он прощен за отвратительные словесные обороты только потому, что не приврал?

– Лишь в том, что касается магии стихий. А хныкать «ты моя надежда, моя молитва, моя судьба» по-прежнему вовсе не по-мужски.