– Но мы даже не знаем, где эта девушка с молниями.
– Не девушка с молниями, – поправил Тит. – Уинтервейл.
– Что? – одновременно вскрикнули Кашкари и миссис Хэнкок.
Тит кратко описал видение матери и затем воплощение этого видения в доме дяди Сазерленда.
На лицо Кашкари снизошел почти блаженный свет.
– Наконец-то! Я годами раздумывал об истинной цели, с которой защищаю Уинтервейла. Мы должны забрать его и уйти. Сейчас же.
– Ты можешь это сделать, – согласился Тит, – а я, к сожалению, нет. Я должен отчитываться о своем местонахождении каждые сутки. Если пропаду на семьдесят два часа, на трон посадят кого-нибудь другого. Так что я могу уйти лишь в самую последнюю минуту.
– И я, – добавила миссис Хэнкок. – Иначе мои надзиратели немедленно узнают, что что-то не так.
– А я уже говорил парням, что уезжаю в Америку, – вступила Иоланта. – Мой отъезд никого не удивит. Так что, если вам нужно, я могу забрать Уинтервейла в безопасное место.
– Ты можешь использовать мой запасной ковер, если не хочешь путешествовать немагическими средствами, – предложил Кашкари. – Он способен переносить более десяти пудов, пролетает около двухсот верст в час и может не касаться земли на протяжении восьмисот верст.
– Подождите минутку, – вмешалась миссис Хэнкок. – Почему Уинтервейл не участвует в наших обсуждениях?
Кашкари взглянул на Тита:
– Не знаю, каковы причины принца, но я назову свои. Через три недели после нашей встречи Уинтервейл показал мне фокус. Он сложил ладони, а когда раскрыл их, в воздухе повис крошечный язычок пламени. Он показал этот фокус не мне одному – уверен, его видела половина учеников с этого этажа, то есть, как минимум все, кто играет в крикет. После этого я пережил легкое потрясение. Я проехал тысячи верст, оставил семью, чтобы защищать этого мальчишку? Того, кто беспрестанно рисуется перед немагами, поскольку отчаянно нуждается в одобрении и восхищении? Поймите меня правильно. Мне очень нравится Уинтервейл, но я не думаю, что он сильно изменился за годы нашего знакомства, и не рискну доверить ему то, что надо сохранить в тайне.
– Значит, вы планируете забрать Уинтервейла в последнюю секунду, ничего ему не говоря? – с сомнением уточнила миссис Хэнкок.
– Его мать здесь, но не хочет, чтобы он об этом знал, – заметил Тит. – Мы все должны проявлять ту же осторожность.
На этом он закрыл тему.
* * *
Едва миссис Хэнкок и Кашкари ушли, Тит обнял Иоланту, и она прижалась к нему покрепче.
– Боишься?
– Цепенею от ужаса.
– Я тоже, – призналась она.
После разоблачений этого вечера в голове царила неразбериха. Хотелось лечь в постель и ненадолго забыться, но Иола боялась, что если действительно заснет, то, случись что посреди ночи, ее застанут врасплох.
– И подумать только, именно миссис Хэнкок ответственна за твое обучение вне Державы, в этой немагической школе, – продолжала она. – Правду говорят о причудливом сплетении нитей Фортуны.
– Ты оказалась права, наши с Лиходеем жизни всегда были тесно связаны. – Тит выдохнул. – Но что, если мы не справимся?
– Скорее всего. Ты это знаешь. Как и я – и все другие маги, когда-либо поднимавшие палочку против Атлантиды. – Иоланта поцеловала его в щеку. – Так что забудь об этом, и давай сосредоточимся на том, что нужно сделать.
Тит медленно кивнул:
– Ты права. Опять.
Она поставила чайник на очаг. Вряд ли они выспятся этой ночью, можно и чаю попить.
– В прошлый раз Атлантида установила вокруг школы закрытую для скачков зону и легко может это повторить. Только теперь у нас не будет портала в шкафу Уинтервейла.
– Но у нас есть несколько ковров: два у Кашкари, один у меня. Этого хватит, чтобы всех перевезти. Горнило в случае крайней необходимости может действовать как портал. Не говоря о том, что у тебя есть скачкозаменитель.
– Дай вершины Уинтервейлу. – Они должны пробыть в контакте с телом три дня, иначе не сработают. – Перенести его будет сложнее всех – гораздо лучше, если он сможет сам ими воспользоваться.
Тит открыл шкаф Иоланты и вынул жестянку с чаем.
– Хорошо. Уверен, я придумаю, что ему сказать, не выдавая всего.
И вновь это недоверие к Уинтервейлу.
– Твое суждение не может быть затуманено долгим знакомством с ним? Я чувствую, что после шторма он стал гораздо сдержаннее и скромнее.