Статические разряды на заземленный корпус были тем более впечатляющими, что они были прерывистыми.
— У вас еще есть шанс спастись, если вы меня отпустите, — сказал Смит, перекрикивая рвущиеся дуги разрядов. — Нет более страшного наказания для людей, которые снова используют атомную энергию, но у вас еще есть время избежать этого!
Улыбка Картера стала шире, его зубы блеснули в отраженном свете. — Мы посвящаем эту жертву силе, которая хранит нас всех! — проревел он и он поднял свой топор.
— Ты дурак, — тихо сказал путешественник. Он не пытался соскользнуть с колоды, даже когда увидел, как несколько разрядов прошили острие опускающегося топора. Целеустремленная сталь попала прямо в него, пронзив плоть, как осколок льда. Его позвоночник хрустнул в ушах громче, чем глухой стук лезвия о дерево. Топорное острие дрогнуло, отделяя шею путешественника от тела лишь на ширину пальца. Он моргнул, глядя на Картера.
Полицейский высвободил клинок топора. Статические разряды шипели позади него с интервалом в три секунды. Когда сталь отошла, Смит почувствовал теплую линию в месте удара, и его измененная Взрывом плоть снова соединилась вместе.
Все еще стоя на коленях, Подменыш повернулся к толпе. — Люди! — закричал он. — Чего бы это ни стоило людям сегодня, завтра люди должны знать, что ядерная энергия — это смерть! Ядерная энергия сделала этот мир таким, какой он есть. Ядерная энергия — это единственное зло, которое нельзя терпеть, никогда больше! Ради Человека, ради всего мира…
Вскрикнув, Картер обрушил топор на висок путешественника. Лезвие вонзилось в черенок. Смит поднял правую руку и оторвал скобу от пола. Он схватил колоду, и она раскололась, когда он вытащил топор из того места, где он застрял в его кости. Подменыш встал, его голова слилась воедино, как воск в форме. Его левое запястье восстановилось, когда хлыст из сыромятной кожи прорезал его.
Искры, похожие на осколки солнечного света, пробивались сквозь высокие окна электростанции. Поток света погас. Сирена завывала все выше и выше. Мотор генератора Ван де Граафа тоже набирал скорость, и ток, который приводил его в движение, больше не контролировался. Электрические дуги представляли собой сплошную белую простыню между корпусами бомб. Кто-то — две фигуры — прошли по мосту от электростанции. Их освещало голубое сияние, исходившее из задней части здания.
— Бегите! — воскликнул Смит, поднимая к толпе покрытую шрамами руку, которую он поднял два столетия назад, когда взорвалась бомба мощностью в сто мегатонн.— Бегите от этой мерзости, пока она не поглотила вас, — как она, несомненно, сделает, как это было с миром до этого!
Картер снова закричал и ударил прикладом винтовки, сбросив Подменыша с платформы. Смит поднялся на ноги. Охранники попятились от него, широко раскрыв глаза, их взведенные арбалеты были подняты как талисманы, а не как угрожающее оружие.
Две фигуры на мосту сбросили плащи. Плещущиеся дуги играли на половине лица и торса Козински, который был голой костью. Обнаженные органы пульсировали внутри, и его единственный глаз метался, как черный драгоценный камень. Взрыв иногда сохранял, а иногда разрушал; на этот раз он сделал и то и другое почти в равной степени.
Ссу-ма выделялась и без искусственной молнии. У нее была такая же стройная, красивая фигура, как и у той девушки, которой она была в ту ночь, когда смотрела в небо над Лоп Нором и видела, как три часа назад забрезжил рассвет. Теперь эта фигура сияла, синим светом, даже ярче, чем распространяющийся огонь, который пожирал стену электростанции позади нее.
Толпа рассеивалась по домам и к реке. Никто не приближался к платформе, кроме двух Подменышей, идущих к своему товарищу.
Шеф вытащил револьвер и щелкнул им три раза, четыре, и с пятой попытки оранжевая вспышка и глухой выстрел раздались в воздухе. Пятеро полицейских нажимали на спусковые крючки своих автоматов и дергали затворы, чтобы выбросить на платформу отказавшие патроны. Но старые автоматы еще могли стрелять. Выстрелы хлестали и рвали ночь короткими очередями, которые стучали по плоти Подменышей, как капли дождя по густой пыли. И все же они шли, направляясь к Смиту и платформе.
Невероятно, но противотанковая ракета воспламенилась, когда шестой полицейский дернул ее вытяжной шнур. В полном неведении он прижал трубу к плечу, как приклад обычного оружия. Обратное пламя выжгло руку и грудь мужчины, превратившись в жуткое подобие увечья Козински. Ракета завертелась штопором, но случайно ударила в грудь Ссу-ма. Красная вспышка на мгновение накрыла собственное свечение Подменыша. Ее тело разбрызгалось, как мякоть грейпфрута, попавшего под удар молотка. Одновременно передняя стенка электростанции разлетелась на куски, задувая дуги, бешено пляшущие между корпусами бомб.
Затем, заметные во внезапно наступившей темноте, кусочки светящейся протоплазмы Ссу-ма начали сближаться, как капли ртути, скользящие по ложечке. Ее голова не была повреждена. Ожидающие глаза улыбались, глядя на платформу.
Только Картер все еще стоял перед корпусами бомб. Он сунул в рот дуло М16 и пытался выстрелить из него вытянутым пальцем. Патрон дал осечку.
Электростанция снова взорвалась, выплеснув поток лавы, который разрыхлил склон холма под ней и опрыскал деревню. Дерево и ткань начали гореть в бледной имитации того, что происходило за ручьем. В процессе шлакообразования реактор плавил скалу и корпуса оставшихся бомб. Плутоний раскалился добела благодаря собственным внутренним реакциям, но он был слишком разрежен, чтобы вызвать еще один взрыв. Ручей взревел и закипел, когда в него хлынул дождь из камней и металла. Пар, который был шлейфом над электростанцией, теперь был саваном, окутывающим горящую деревню.
— Я еще не вызывал вас, — сказал Смит, перекрикивая шум и сжимая руку Козински своей левой рукой. Он протянул правую руку улыбающейся Ссу-ма.
— Мы слышали сирену, — сказал древний русич, и его голос прозвучал странно для рта, который был наполовину костяным. Это была половина, которая была отвернута от Удара, который испарил его пехотную роту, как он однажды объяснил.
— Мы все можем сказать, что они не жгли уголь, не так ли?— добавила Ссу-ма.
Трое путников начали ощупью пробираться сквозь ночь, сквозь дым и крики. — Я не думаю, что мы когда-либо проверяли, работает ли еще завод в Окони, — сказал Смит. — Самое время посмотреть.
Козински пожал плечами.— Нам надо как-нибудь вернуться в Англию. Прошло слишком много времени с тех пор, как мы были там.
— Нет, для этого еще есть время, — возразил Смит. — Никто там не будет строить атомную станцию, пока есть хоть один человек, который расскажет, что мы сделали, когда нашли ту, что в Хэруэлл.
Пара горящих зданий освещала им путь, очищая воздух от гневного восходящего потока. Козински прищурился, затем протянул руку, чтобы остановить Ссу-ма. — Твое родимое пятно, — сказал он, указывая на звездообразное пятно под левой грудью девушки. — Раньше оно было с правой стороны.
— Она пожала плечами. — Это только ракета, я полагаю.
Козински нахмурился. — Неужели ты не понимаешь? Если мы вообще сможем измениться, то когда-нибудь умрем.
— Конечно, — кивнул Смит. — У меня есть несколько белых волосков на висках. Мои волосы были сплошного каштанового цвета… когда я уехал в Нью-Йорк.
— Мы будем жить столько, сколько понадобится миру, — тихо сказала Ссу-ма, касаясь каждого из мужчин и направляя их к тропе, ведущей обратно через горы. Пар и ночь окутали их и приглушили. Сквозь них донесся ее голос: — В конце концов, какие люди были бы на свете, если бы не было таких, как мы?
И все трое произнесли последнюю строчку шутки, их голоса были полны припоминаемого юмора: — Людей, подобных нам!