— О, Пророк, — пробормотала женщина, поднимаясь на ноги. На мгновение показалось, что она собирается поцеловать Пирра.
— Бог благосклонно взирал на тебя, дочь моя, — сказал Пророк далеким, резким голосом, который вернул просительнице чувство приличия. — Он примет твою жертву.
Клеа достала из-за пазухи платья кошелек и сунула его глубоко в пасть каменной змеиной головы, служившей Пирру подушкой. Монеты звякнули — «золотые», — подумал Дама, «и уж точно не бронзовые» — под полом. Скамья служила крышкой для сокровищницы Пирра, вероятно, это была конструктивная особенность, оставшаяся с тех времен, когда здание было храмом.
— О, господин, — сказала женщина, возвращаясь на свое место в приемной.
Слезы текли по ее щекам, но даже опыт Веттия в оценке женских эмоций не позволял ему быть уверенным в их причине. Возможно, Клеа плакала из-за того, что ей было отказано в повторном браке при жизни… но столь, же вероятно было и то, что ее переполняла радость при мысли о том, что после смерти она присоединится к Пирру.
Пророк взял еще один блокнот из стопки. — Гестия, дочь Мимнермоса, — позвал он, и младшая из двух женщин шагнула вперед, чтобы принять ее пророчество.
Пирр обрабатывал серию вопросов блокнот за блокнотом. Некоторые ответы были абсолютной тарабарщиной, которая, казалось, внушала благоговейный трепет и производила впечатление на адресатов. И, даже когда ответ можно было понять, он обычно был восприимчив к разнообразным значениям. Дама начал подозревать, что человек, которого побили камнями и пинками выгнали из толпы, выбрал именно ту интерпретацию, которую он сам хотел получить, а именно, двусмысленный ответ о судьбе своего брата.
Одному мужчине сказали, что его жена неверна. Никто, кроме самой женщины, не мог с уверенностью сказать, был ли оракул прав.
Одной женщине сказали, что вор, похитивший ее ожерелье, был рабом, которому она полностью доверяла. Она будет ходить по дому с плетью и тисками для больших пальцев… а если она ничего не найдет, то будут ли ее подозрения насчет того или другого доказательства тем, что ее доверие не было полным?
— Северьяна, дочь Марка Северьяна, — позвал Пророк. Веттий напрягся, когда жеманная жена Префекта присоединилась к Пирру в святилище.
— Дочь моя, — произнес Пирр в своем звенящем стихе, — благословенна ты от Бога. Твой ранг и власть будут увеличены. В любом случае дела твоего мужа растут. А завтра вечером я буду обедать с тобой.
Дама подумал: — «Акцент Пирра был безупречен, в отличие от акцента дворецкого Префекта; но в своих стихах он искажал латынь хуже, чем когда-либо делал ирландский нищий»…
Веттий подумал: — «Кастор и Поллукс! Достаточно того, что жена Префекта была замешана в этом ужасном мошенничестве. Но если Пирр приблизится к самому Рутилиану, он может причинить реальный вред всей Республике»…
— О, возлюбленный Пророк! — Северьяна булькнула, когда скормила каменному змею кошелек, который ударил тяжеловеснее, чем большинство предыдущих пожертвований. — О, мы будем так польщены вашим присутствием!
— Командир Секции Ликорид! — позвал Пирр. Веттий шагнул вперед, слегка сгорбившись и отворачивая лицо, когда проходил мимо Северьяны. Момент был неподходящий, но жена Префекта так обрадовалась известию, что не узнала бы и своего мужа, а тем более одного из его лакеев. Хотя тонкая фигура Пирра возвышалась над предыдущими просителями, стоявшими перед ним лицом к лицу, Веттий привык быть самым большим человеком в любой комнате. Ему и в голову не приходило, что ему тоже придется запрокинуть голову, чтобы встретиться взглядом с Пророком.
Радужки Пирра были такими черными, что их едва можно было отличить от его зрачков; тяжесть их пристального взгляда впивалась в Веттия, как сапоги с шипами.
На мгновение солдат замер. Он понял, что тот, с кем он столкнулся, не был шарлатаном, не был простым обманщиком, охотящимся на религиозно доверчивых людей. Сила глаз Пирра, нечеловеческое совершенство его бородатого патриархального лица свидетельствовали, что Пирр был не просто пророком, он был божеством.
Пирр открыл рот и сказал: — Зло, совершенное в воздаяние, воздается людям. Всем до единого, бао нхиу тянь.
Иллюзия исчезла в потоке бессмысленных слогов. Веттий столкнулся лицом к лицу с высоким шарлатаном, имевшим виды на чиновника, которого Веттий обязан защищать.
Рутилиан будет защищен. Не бойся!
— Бог благосклонно взирал на тебя, сын мой, — сказал Пирр. — Он примет твою жертву.
Веттий пожал плечами в полной готовности и порылся в своем кошельке. Он не подумал заранее завернуть несколько монет в сверток из папируса, так что теперь, когда он наклонился к входу в сокровищницу, ему пришлось отчаянно соображать. Он не осознавал, что Пирр мог бы сказать, если бы он бросил пару кусочков бронзы вместо реальной оплаты, но…
Веттий бросил в каменную пасть три динария и трапециевидный серебряный обол. Он не мог допустить, чтобы Пирр или кто-то из его сообщников узнал о том, что он сделал, и в лучшем случае разоблачил бы его перед Северьяной.
Он отступил на свое место.
— Маркус Дама! — крикнул Пророк, к удивлению Веттия, который ожидал, что Дама воспользуется чужим именем. Робко опустив глаза, маленький человек взял блокнот, который Пирр вернул ему.
— Бог дарует нам возможность учиться трудным вещам, — пропел Пророк.— Печали и радости ждут твоего возвращения.
Вполне безопасный ответ — если бы проситель сказал вам, что он оставил свою жену и троих несовершеннолетних детей в Испании за несколько месяцев до этого. Дама, не поднимая глаз, расплатился своим подношением и зашагал обратно к Веттию.
Последовало еще с полдюжины ответов, прежде чем Пирр поднял руки, как он это сделал перед тем, как заговорить с крыльца. — Да благословит Вас Господь! — воскликнул он.
На полу рядом с каменной скамьей лежал единственный, оставшийся блокнот. Веттий вспомнил хорошо одетого головореза, который пытался пронести туда кинжал…
— Да благословит Господь своих слуг Пирра и Глаукона! — откликнулось то большинство толпы, которое знало литургию.
— Отправляйтесь с миром…— проскрежетал бронзовый змей со своего креста, вытягивая латинские шипящие звуки и снова холодя кости Дамы.
Двери со скрипом открылись, и прихожане начали расходиться. Большинство из них, казалось, пребывали в состоянии дремотного экстаза. Пара служителей собрала блокноты, которые были вручены просителям, которые не принесли свои собственные; при достаточном досуге даже самый набожный верующий мог бы заметить, как вощеная поверхность может быть выдвинута из-под запечатанной панели.
Воздух снаружи был густым от пыли и запахов трущобных домов. Дама никогда еще не ощущал такого освежающего запаха, как тот первый вздох, который наполнил его легкие за стенами церкви Пирра.
***
Почти все те, кто присутствовал на частной службе, уехали в паланкинах.
Вместо этого Веттий и Дама, молча, прошли квартал до нескольких швартовых тумб, охраняющих вход в торговый центр «Юлиан». Они остановились, каждый на мгновение, потерявшись в пейзаже воспоминаний. Никто не прятался поблизости в лунном свете, и грохот грузовых повозок и строительных экипажей, запрещенных днем на улицах, не позволял услышать их слова на любом расстоянии.
— Ловкая операция, — сказал Веттий.
Торговец поднял подбородок в знак согласия, но затем добавил: — Хотя его клиентура делает это легко. Они приходят, желая быть обманутыми.
— Я не уверен, как… — сказал Веттий.
На мгновение его язык замер, завершая вопрос так, как он его начал: — Я не знаю, как Пирру удалось появиться и исчезнуть таким образом. Но хотя он знал, что это всего лишь уловка, то, как какой-то трюк внушал благоговейный трепет, когда Пирр смотрел в глаза солдата… ни то, ни другое Веттий не хотел сейчас обсуждать.
— … он знал, о чем ты спрашиваешь, — закончил Веттий. — А блокнот все еще запечатан?