Вскоре после этого, иногда всего через несколько минут, вызванные лица возвращались. Некоторые из них сразу же перебрались в более просторные кабинеты; большинство же принималось чистить свои столы.
Было известно, что эстакадой пользовались только руководители, хотя ходили слухи, что иногда Роберт Стрэндж сам пересекал ее в полночь и бесшумно, как летучая мышь, расхаживал по коридорам своей штаб-квартиры. Теперь уже Говард Джонс смотрел с эстакады в одну сторону на кукурузные поля и лес, а в другую — на огромную служебную парковку.
На эстакаде было жарко и пахло плесенью. Это имело смысл, когда Говард подумал об этом: прозрачная пластиковая труба должна была нагреваться на ярком солнце, а арка означала, что самый горячий воздух будет висеть в середине, как пузырь в уровне. Говард никогда раньше не задумывался о физике, когда мечтал получить вызов Роберта Стрэнджа.
Кованая решетка в дальнем конце была тонкой, но, все, же реальной преградой, даже без двух охранников с другой стороны, наблюдавших за приближением Говарда. Они были настороже, очень большие и совсем не дружелюбные.
— «Мускулистые парни», — сказал себе Говард. — «Я мог бы разрезать их на кусочки своей рапирой»!
Он знал, что лжет, и от этого ему даже не стало легче. Помимо того, что большие мужчины не обязательно были медлительными, эта пара держала ружья.
— Доброе утро! — сказал Говард, пытаясь сказать это «ярко», но вместо этого у него получилось «хрупко». — У меня срочный вызов от мистера Поппла!
Господи ты, боже! Что, если это была детская шутка? Давайте посмотрим, сможем ли мы обмануть какого-нибудь лоха, чтобы вломиться в этот Особняк Стрэнджа! Может быть, они пристрелят его прямо там, где мы сможем наблюдать!
Говард посмотрел вниз, что, вероятно, сейчас было не самым умным поступком, когда он не был защищен восхищением от этой штуки. По крайней мере, он не видел детей с мобильными телефонами и радостными лицами, выжидающе глядящими вверх.
Один из охранников спросил: — Кто вы? Его тон был бы даже слишком мрачным для судьи, выносящим смертный приговор.
В голове у Говарда помутилось. Все, о чем он мог думать, был обвиняющий взгляд его фото на резюме — но подождите! Рядом с фотографией было имя!
— Говард Олбинг Джонс! — торжествующе произнес он.
— Здесь нет никакого Олбинга, — сказал другой охранник.
Первый охранник пожал плечами. — Послушай, сегодня воскресенье, — сказал он своему напарнику. Уставившись на Говарда взглядом, которым можно было заклепать заклепки, он сказал: — Мы впустим тебя, приятель. Но как Говарда Джонса — это все. Так, как указано в книге.
— Хорошо, — сказал Говард. — Я готов быть гибким.
Один из охранников отпер решетку, другой кивнул Говарду на фолиант в кожаном переплете какой-то незнакомой формы, стоявший в открытом виде на подставке в дверном проеме. Последним именем, стоящим над именем Говарда стояло имя регионального менеджера, который рыдал, когда в последний раз входил на парковку.
Первый охранник приколол пустой металлический бейдж к футболке Говарда, прямо в центре «Фукуа». — Не потеряй его, — сказал он. — Видишь желтую полосу?
Он взмахнул ружьем, затем вернул ствол в точку как раз ниже бейджа.
В центре коридора вспыхнула янтарная дорожка. Свечение было таким слабым, что освещало только себя. Сфокусировать взгляд на ней означало, что Говарду не нужно было смотреть на ружье.
— Хорошо, — сказал он. — Хорошо!
— Следуй по ней, — сказал охранник. — Она доставит тебя туда, куда ты должен прибыть. И не вздумай сходить с нее, ты понял?
— Хорошо, — сказал Говард, опасаясь, что его голос снова прозвучит неубедительно. — Я определенно не хочу, чтобы вы, джентльмены, провожали меня.
Второй охранник рассмеялся. — О, мы бы этого не сделали, — сказал он. — Мы с Питом наблюдаем… — он кивнул на ряд телевизионных мониторов, потухших в присутствии Говарда, — но нам не разрешают бродить по особняку. Поверь мне, приятель, мы еще не собираемся умереть.
Говард шел по коридору с застывшей улыбкой, пока янтарная полоса не завела его за угол. Он рискнул оглянуться назад и увидел, что свет позади него угасает. Он предположил, что она появится снова, когда ему нужно будет уходить.
Он так и подумал.
Говард понятия не имел, как будет выглядеть этот Особняк Стрэнджа изнутри. О Волшебнике Фастфуда ходили тысячи слухов, но фактов почти не было. Сам Говард представлял себе сводчатые потолки собора и качающиеся люстры, с которых смелый человек мог бы, держась одной рукой, парировать удары двух десятков фаворитов лезвием своей рапиры.
По ту сторону глухих серых стен могли быть люстры, каменные карнизы и высокие балконы, но теперь это казалось маловероятным. Поверхности коридора казались прессованными из какого-то плотного пластика, а двери располагались как воздушные шлюзы без внешних защелок.
Янтарная полоса вела через разветвляющиеся коридоры, иногда спускаясь вниз по пандусам. Здание вздыхало и бормотало, как спящее животное.
Говард попытался представить себе Багдадского Вора, убегающего от врагов в этом безликом лабиринте, но быстро отказался от этой мысли, как от плохой работы. Это было все равно, что пытаться представить Кинг Конга на съемочной площадке 2001 года.
Полоска света остановилась у закрытой двери. Говард посмотрел на пустую дверную панель, затем попытался постучать. Это было похоже на постукивание костяшками пальцев по банковскому сейфу, беззвучное и довольно болезненное.
— Алло? — неуверенно произнес он. — Привет!
Коридор тянулся направо и налево, пустой и безмолвный. Янтарное сияние растворилось в окружающей серости, оставив лишь смутное воспоминание о себе. Что бы сделал Робин Гуд?
— Привет! — крикнул Говард. — Мистер Поппл!
— Привет, — произнес приятный голос девушки, которая подошла к нему сзади.
Говард выполнил прыжок и пируэт, которыми гордилась бы Робин, или, если уж на то пошло, прима-балерина Большого Театра. — Что? — сказал он.
Девушка была среднего роста, с короткими черными волосами и веселым выражением лица, которое подразумевало, что ее бледная кожа была наследственной, а не стилем. — Боюсь, Уолли отвлекся, — сказала она с улыбкой. — Пройдемте через мои комнаты, и я впущу вас сбоку. Лаборатория начиналась как гараж, знаете ли.
— Ах, мне сказали не сходить… — начал Говард, слегка наклонившись вперед, но не сдвинув ноги с того места, куда его привела направляющая полоса. После случайных угроз охранников он больше не верил, что худшее, что может случиться с ним в этом Особняке Стрэнджа, — это потеря работы.
— О, дайте мне это, — сказала девушка. Она ловко отстегнула бейдж от футболки Говарда и прижала большой палец к середине его пустоты, затем вернула ему. — Ну вот, я его выключила.
Она направилась к двери, из которой вышла, увлекая за собой Говарда своей непринужденной беспечностью. Он сказал: — А, так вы здесь работаете, мисс?
— Вообще-то здесь работают только Уолли и уборщики, — сказала девушка. — И мой отец, конечно. Я Джинн Стрэндж.
Она провела Говарда в комнату с низкой мебелью в японском стиле и прозрачными стенами пастельного голубого цвета. Это было похоже на прогулку по дну мелководного моря.
— Вы давно знакомы с Уолли? — спросила Джинн, очевидно, не подозревая, что оглушила Говарда, сказав ему, что она дочь Роберта Стрэнджа. — Он такой милый, вам не кажется? Конечно, я встречаюсь не со многими людьми. Роберт говорит, что это для моей безопасности, но…
— До сих пор мне нравилось общаться с мистером Попплом, — ответил Говард. Он не видел никакой причины усиливать правдивое объяснение. Ну, более или менее правдивое…
Джинн открыла еще одну дверь в конце короткого коридора в задней части помещения. — Уолли? — позвала она. — Я привела вашего гостя.
Лаборатория гудела, как луг, заполненный пчелами. Освещение было как в обычном офисе, но глаза Говарда приспособились к приглушенному освещению коридоров, и он чихнул. Если комната была гаражом, то она предназначалась для людей, которые ездили на фурах.
Черные шелковые занавеси скрывали стены. Хотя скамейки, полные оборудования, заполняли большую часть интерьера, пол был нелепо покрыт турецкими коврами — полосами шириной в метр и длиной в четыре метра — за исключением участка голого бетона вокруг дренажной трубы в наружном углу.