– Не ведаю, Иван Михайлович ничего мне про наследство не сказывал.
– Когда узнаем, кому выгодна ваша гибель, тогда и найдем заказчика. Пока же нужно думать, как отсюда выбраться. С утра за нами устроят охоту...
В подтверждение моих слов со стороны деревни послышались отчаянные крики.
– Слышите, нашли стрельцов. Тебе лучше вернуться домой, – сказал я Гривову, – не дай бог, хватятся.
– Верно, говоришь, батюшка, да только и вас не бросишь, без меня-то, думаю, вас сразу поймают.
– А я глаза им отведу, – пообещала Ульяна.
Несмотря на то, что фокус с казаками у нее получился, и они нас действительно не увидели в темной избе, экспериментировать на детях и себе я опасался.
– Есть в лесу одно место, куда никакие стрельцы не доберутся, знают про него всего два человека, мои кумовья... – задумчиво начал дядька Гривов. – Только больно глухо там и нехорошо ...
– Чем нехорошо?
– Нечисто. Много чего про то место болтают. Известно, у страха глаза велики. А вот что правда из того, что нет, не знаю... Туда потому никто и не ходит, все боятся... Мы с кумовьями случаем попали, да так напутались, еле ноги унесли.
– Чего напугались-то? – спросила Наталья Георгиевна.
– А Бог его знает чего. Так словом не скажешь. Одно дело, нечистое место.
В деревне ударили в набат. Все невольно оглянулись.
– Уходить надо, – нервно сказала Наталья Георгиевна, прижимая к себе спящую дочь.
– Ладно, пошли в нечистое место, – решил я. Лесной нечисти я не боялся, а вот людской стоило поберечься.
– Как знаешь, батюшка, ты священный сан, тебе виднее.
Несмотря на то, что рваный стихарь я оставил в избе и был одет в свое обычное платье, меня, видимо, по привычке, продолжали называть «батюшкой».
Крики в деревне делались все громче, какой-то идиот, несмотря на светлую лунную ночь, даже бегал с факелом.
– Пошли, что ли, – поторопил Гривов, а то не ровен час, заявятся...
Идти, особенно первую часть пути, было легко. Сквозь голые ветви во всю свою силу светила луна, и оттого лесная тропинка казалась серебряной. Потом под ногами захлюпало, начиналось болото. Идти стало труднее. Гривов взял на руки маленькую Олюшку, Ульяна помогала Бориске, а я подал руку Наталье Георгиевне.
Несмотря на то, что нам приходилось вглядываться в дорогу, вытягивать ноги из липкой грязи, скользить и спотыкаться, я ощущал не неудобства пути, а тепло женской руки. После порки батогами и помощи, которую оказывала мне Морозова, наши отношения начали стремительно меняться в лучшую сторону. Пока это внешне никак не проявлялось, но я чувствовал, что Наталья Георгиевна стал внимательней смотреть на меня, и между нами возникло нечто, что трудно объяснить словами, некая форма душевной близости, когда люди вдруг начинают как бы видеть друг друга.
– Дядь Мить, скоро уже? – спросила Ульяна Гривова, когда женщины, совсем выбившись из сил, попросили нас сделать остановку для отдыха.
– Да, кто ж его знает, племяшка, в лесу концы не меряны. Как путь кончится, так и ладно будет.
– А почему все-таки то место плохое? – дрогнувшим голосом поинтересовалась Наталья Георгиевна. – Убили там кого или как?
– Не могу сказать, чего не знаю, того не знаю, – охотно откликнулся Гривов. – Вроде бы ничего такого не было, я за свой век ни о чем таком не слышал. Однако слава идет плохая, народ и опасается.
– Черти здесь, что ли, водятся? – прямо спросил я.
Вопрос в лоб Гривова смутил, если не сказать напугал, – он несколько раз быстро перекрестился и три раза плюнул через левое плечо.
– Ты, батюшка, говори да не заговаривайся. Чего в таком месте, да еще ночью, да в полнолуние нечистого поминать! Свят, свят, свят! Говорю же, никто здесь не водится, только зря болтаешь...
– Извини, это я так...
– То-то же, ну, что, пошли, что ли, а то я и к заре в деревню не вернусь!
Мы опять начали скользить и спотыкаться по жидкой весенней грязи, а потом и вовсе скакать с кочки на кочку, когда кончилась хоженая тропинка. К довершению всего луна, отсветив свое положенное время, удалилась по своим космическим делам, и мы оказались в полной темноте на небольшом островке, посредине натуральной болотной топи.
– Ну, здесь и будьте, – сказал Гривов. – Это самое место и есть. Сюда, поди, никто не сунется. А я, как смогу, за вами приду.
– Тихо-то как, – задумчиво произнесла Наталья Георгиевна, – действительно, странное место.
– Пошел я, что ли, – виновато сказал Гривов.
– Действительно иди, а то не ровен час, хватятся, – бодро сказал я. – Счастливого пути.
– Прощайте, – Гривов поклонился и прыгнул на невидимую болотную кочку. В мертвой, ночной тишине было только слышно, как удаляются его чавкающие шаги.
– Давайте устраиваться, – стараясь, чтобы голос звучал уверенно, произнес я, хотя как можно устроиться на неверной болотной тверди в три квадратных метра, и сам не знал.
– Матушка, я водицы хочу, – попросил до селе молчавший Бориска.
Надо сказать, что мальчик все это время вел себя прекрасно, не ныл, не жаловался и даже не задавал вопросов.
– Потерпи, сынок, – ответила Морозова, – скоро рассвет будет, тогда водицы и поищем, а болотную пить негоже, от нее лихорадка бывает.
– Хорошо, матушка, – без капризов согласился мальчик.
– Ишь ты, водицы ему подавай, – вдруг всего в нескольких шагах от нас раздался, чей-то ломкий, насмешливый голос. – Ты еще «Фанты» спроси!
Наталья Георгиевна ойкнула и начала медленно опускаться на мох. Я еле успел выхватить из ее рук спящую девочку.
– Свят, свят, свят, свят, – затараторила Ульяна, осеняя себя крестным знаменем.
Намек на «Фанту» я оценил и, как только прошла первая оторопь, ответил:
– Ты бы, дед, зря женщин не пугал, а лучше бы помог боярыне встать.