Что делать с найденным богатством, я не знал. Золотых монет было относительно немного, килограмма два с половиной, а вот серебряных – не меньше пуда. К этому присовокупилась посуда, золотая и серебряная, и всякие монисты и диадемы. Бросить просто так такую груду драгоценного металла у меня не хватило характера. Пришлось рыть новую яму и закапывать неподъемные сокровища. Взять с собой я решил только женские украшения и посуду, имеющие, на мой взгляд, художественную ценность. Однако и этих предметов набралось около десяти килограммов. Короче говоря, не было у бабы заботы, так купила порося.
Эту ночь я провел как Кощей бессмертный над кучей золота, греясь у чахлого костерка, и с рассветом пустился в обратный путь, проклиная трусливого пацана. Кругом были почти сплошные болота, и приходилось подолгу крутиться на одном месте, чтобы продвинуться немного вперед. Нагружен я был как мул. Кроме тяжелой амуниции и оружия, тащил на себе пищевые припасы и драгоценности. Их за неимением другой тары пришлось сложить в красивый, но ржавый шлем, а его завернуть в свою единственную рубашку, снятую, можно сказать, с голого тела.
В общем, прогулка получилась и нерезультативная, и некомфортная. К вечеру, проблуждав весь день по буреломам и буеракам, я совсем уморился, стер ноги и, к тому же, понял, что заблудился. Первое правило в таких случаях – не суетиться. Еды у меня было достаточно, так что вопрос упирался только в то, когда мне удастся выйти на человеческое жилье. Однако для этого нужно было, как минимум, определиться в пространстве. Что без звезд и солнца сделать я не смог.
Облачное весь день небо к ночи затянуло низкими тучами и запахло дождем. Проводить вторую ночь без сна мне не хотелось, потому место для ночевки выбрал более тщательно, чем вчера. На сухом бугре соорудил нечто вроде шалаша из еловых лап и развел большой костер. От живого огня сразу стало уютно и спокойно на душе. Согревшись и поужинав, я заполз в свой вигвам и заснул сном младенца. Опасаться в такой глуши было некого, а диких зверей должен был отпугивать огонь.
Утро следующего дня было туманное и сырое. Ночью шел дождь и загасил остатки моего костра. Куда идти, я не знал. Все было затянуто густой туманной пеленой, и сориентироваться по солнцу я не смог. Пришлось разбираться по деревьям: где больше мха и гуще ветки, там юг. Приблизительно определившись, я нагрузился своими сокровищами и двинулся по выбранному направлению.
Постепенно характер местности менялся. Кончился заболоченный лес, и теперь можно было идти, не опасаясь провалиться в трясину. Тропинки и иные следы человека по-прежнему не попадались. Зато я наткнулся на медведя. Был он небольшой, видимо, очень молодой, и трусливый. Впрочем, не только он.
Когда мы столкнулись, то сначала замерли друг против друга Ощущение было, надо сказать, не самое приятное.
Медведь с испугом уставился на меня, а я лихорадочно соображал, что мне делать: сразу убегать или сначала покричать и погреметь металлом. Обошлось без демонстрации силы. Мы одновременно решили, что наша встреча была ошибкой, и разошлись. Вернее сказать, разбежались. Причем, судя по треску ломаемых ветвей, он бежал значительно быстрее меня.
К полудню я так и не смог найти выход из леса и устроил себе привал. День так и не распогодится, и в (лесу по-прежнему было сумрачно и сыро.
Разводить костер было хлопотно и сложно. Для добывания огня я, как и все, пользовался огнивом. Это действие требовало больших трудозатрат. Тем, кому надоели газовые зажигалки, могу рассказать, как сделать это универсальное приспособление для добывания огня. Самая сложная его часть – это трут. Делается он из грибных наростов разных деревьев, чаще всего используются те, что растут на дубе и ясене. Срезанный полукруглый нарост очищается от верхней твердой корки, из его внутренней массы берется верхний слой бурого цвета, который вываривается в воде с золой или прямо разминается руками и колотушками. После этого трут пропитывается раствором селитры, что и дает ему возможность легко зажигаться от искры, получаемой при ударе огнива о кремень. Когда трут задымится, его еще нужно раздуть, а потом от него поджигать тоненькие, сухие лучинки. Короче говоря, развлечение это не из приятных. Вот уж когда загрустишь о копеечной спичке.
Пообедав всухомятку и дав отдохнуть ногам, я вновь пустился в странствие по необъятным просторам родной земли. Ветер, наконец, разогнал облака, и я смог ориентироваться по солнцу. К вечеру, когда я уже подумывал о ночлеге, лес, наконец, кончился, и я вышел к распаханному полю. Это событие пробудило энтузиазм. Дело было за малым, выйти, наконец, к людям. Это оказалось несложно, первая же встреченная проселочная дорога привела меня в маленькую, о пяти дворах, деревню.
Выбрав избу получше, я постучался. Из дверей, держась за стенку, вышел тощий мужик с умным лицом и страдальческими запавшими глазами. Вид вооруженного человека его не встревожил. Он с трудом поклонился и, без расспросов, пригласил пройти в дом.
Домашних животных по теплому времени уже перевели во двор, и воздух в избе был чистый. Помещение тускло освещали трещащие лучины.
– Добрый вечер. – сказал я попрятавшимся обитателям, огляделся и опустился на лавку в красном углу.
Из темных углов избы робко вышли дети, за ними показалась хозяйка, лица которой я не смог рассмотреть. Все чинно поклонились и сгрудились у противоположной от меня стены.
– Куда путь держишь, добрый человек? – спросил хозяин, медленно входя в комнату.
– В Коровино, – ответил я.
– Не слыхал, – покачал он головой и натужно закашлялся. – В нашей округе такого села нет.
– А ваша деревня как называется?
– Першино.
– Река Лопасня от вас далеко?
– Не так что бы далеко, но и не рядом.
– Сможешь проводить?
– Отчего не проводить, да только я хворый, боюсь, не дойду. Вот если кого из наших мужиков попросить.