Горя праведным гневом, я настежь распахнул дверь избы и, склоняя «гордую главу» только перед низкой притолокой, этаким «каменным гостем» вышел наружу. Увы, мой пижонский жест оказался напрасным. Рядом не оказалось ни одного зрителя. Только успокоившийся донец пытался щипать молодую травку и недовольно мотал головой – сердился на мешающий ему во рту железный мундштук.
Я подошел к коню и потрепал его по шее. Он приветливо фыркнул, так, как будто ничего между нами не произошло. В этот момент у ворот опять кто-то отчаянно закричал. Похоже, что народные забавы не теряли темп.
– Поехали разбираться, – предложил я лошади.
Донец помотал головой сверху вниз, будто соглашаясь. Я начал проверять подпруги и только теперь увидел, что наделал своим топором Серега. Он буквально прирубил тридцатисантиметровой толщины заднюю луку седла. До спины лошади лезвие топора не дошло сантиметров пять. Я вспомнил, как во время удара меня сзади словно обдало холодным ветерком, и запоздало проверил свою одежду. Рука свободно вошла в здоровенную прореху прямо на заду. В штанах на самом смешном месте оказалась прорублена дыра. Я пошарил под кольчугой, проверяя кафтан. Он тоже оказался испорчен.
Смешно мне не стало. Представилось, что бы случилось, если топор попал не в высокую, отделанную медными бляхами, часть казацкого седла, а зацепил мое «мягкое место»!
– Убью идиота! – в сердцах воскликнул я и поймал себя на том, что говорю вслух. Только после этого вспомнил, что ударил Серегу саблей по лицу...
В это время со стороны большого дома раздались крики уже нескольких человек. Я подумал, не мои ли это волонтеры разбираются с крестьянами, и с третьей попытки взобрался в седло. Донец мирно ждал, пока я вскарабкаюсь, и послушно затрусил к месту нашего недавнего ристалища.
Когда мы подъехали к дому, на нас никто не обратил внимания. Пьяной толпе было не до прежних противников. Перед воротами происходило форменное побоище. Какие-то вооруженные люди рубили крестьян. Уже с десяток человек лежало на земле. Выли женщины. Ничего невозможно было понять. Всадники носились среди разбегающегося народа, взмахивая саблями над головами.
Наконец, они заметили и меня. Два конника поскакали в мою сторону. Намерения у них были самые серьезные. Вытаскивать лук и отстреливаться было поздно. Опять испытанию подвергались мои бедные ноги. Я развернулся, дал шенкеля донцу и бросился наутек в дальний конец усадьбы. Рубиться сразу с двумя нападающими было глупо, нужно было растянуть их и драться с каждым по отдельности.
Ребята купились на уловку и попытались взять меня в клещи. Однако и кони, и оружие у них были хуже, чем у меня. Когда я проскакал метров пятьдесят, стрела на излете больно ударила в спину. Имитируя ранение, я запрокинулся на бок коня, повиснув вниз головой. Донец сразу сбавил скорость. Преследователи, радуясь легкой добыче, начали на ходу свариться, кому принадлежат трофеи.
– Мой он, мой, Птаха! – кричал один из нападавших. – Это я его подстрелил!
– Накось, выкуси! – откликнулся взволнованный голос, еще полный задора погони. – Сперва догони!
Преследователи, ругаясь между собой, зажимали донца с двух сторон, а я висел вниз головой под брюхом лошади и ждал момента вмешаться в спор. В запарке позабыл даже о своих многострадальных ногах.
Второй нападавший оказался шустрее лучника, первым догнал моего коня и, выгнувшись, потянулся к поводьям. Я рывком вернулся в седло. Появление «покойника» из-за крупа лошади так удивило «Птаху», что он не поберегся и, свесившись с седла, продолжал тянуться к моим поводьям. Было жалко упускать такой хороший момент, и я его не упустил. «Стрелок», увидев, как я зарубил его товарища, наскочилна меня и ударил саблей, целясь в голову. Клинок звякнул о шлем и, скользнув по бухарской стали, отскочил в сторону. Я ответил ударом на удар, но наши лошади внезапно разъехались, и я до «стрелка» чуть-чуть не дотянулся.
Мы закрутились по свободному пространству двора, стараясь достать друг друга. «Стрелок» был мельче меня, но полон несвоевременного желания, получить свою ускользнувшую добычу. Он еще считал меня смертельно раненым и не сразу взял в толк, что у меня много больше шансов на победу, чем у него.
– Тебе не жить! – закричал он. – Убью! Слазь с коня!
Я с коня слезать не собирался и подбирался к «стрелку» молча. Однако он был опытным наездником и успевал увертываться от моих не слишком точных ударов.
– Что, взял! – радостно закричал он, когда я концом сабли распорол ему на плече кольчугу. – Теперь держись, вражина!
Он попытался ударить меня сверху, наискось, в районе ключицы. У него ничего не получилось – я легко отбил выпад и концом сабли ткнул под закрывающий середину груди медный щиток. Клинок звякнул о железо и, пропоров металлические кольца, воткнулся в тело. Вошел он совсем неглубоко, на сантиметр-полтора.
– Убивают! – завопил «стрелок», ударил своего коня по голове эфесом сабли и поскакал назад, под защиту товарищей.
Донец сам, без команды, бросился в преследование и несколькими скачками догнал гнедого мерина противника. Мне не осталось ничего другого, как вывести из строя бегущего неприятеля. Зарубил «стрелка» я на виду всех участников кровавой катавасии.
Однако для меня на этом ничего не кончилось. Я оценил ситуацию перед большим домом. Победа была за нападающими, крестьяне разбегались. Мне тоже нужно было отступать, и я погнал коня к воротам. Донец взял в карьер и несколькими прыжками достиг выхода. Какой-то конный герой попытался преградить нам путь. Мой Буцефал ударил грудью его низкорослую конягу, и та упала, придавив всадника. Мы вылетели за ворота, и я почти столкнулся с моими запоздавшими волонтерами. Они были всего в полусотне метров.
Увидев, что у меня в руке сабля, Минин что-то скомандовал, и отряд перешел с рысь на галоп.